Из роддома на улице Павлика Морозова возвращались по железнодорожным путям. В 1959-м так добраться в район Камской было быстрее.
Юлия ЯГНЕШКО
Дома Вадим бережно передал сына жене, а Алла уложила мальчика в «кроватку» - небольшой фанерный ящик, который они установили на дровяной плите.
Так начиналась заря научной карьеры Вадима Паки, доктора физико-математических наук, профессора, в 1980—2009 годах - заместителя директора Института океанологии имени Ширшова Академии Наук по Атлантическому отделению.
Он готов говорить о структуре деятельного слоя океана, своей обожаемой турбулентности и внутренних волнах бесконечно. Но как становятся учёными, чему они радуются, о чём печалятся?
Шли беды по пятам
«Фамилия моя происходит от первых шахтарей-чухонцев, которые начали разрабатывать уголь по указу Петра Первого, - говорит Вадим Тимофеевич. - Родители родом из Харьковской губернии. В революцию 1917-го отец оказался на стороне красных. Потом трудился в системе торговли. С Украины семья бежала от голодомора в Ашхабад. Там я и родился в 1936-м».
Но пришла другая беда: Тимофею Семёновичу шепнули, что к нему присматривается НКВД. Он скрывался в Ялте, но вернулся и его арестовали. Полтора года провёл в Красноводской каторжной тюрьме. А когда Берия «съел» Ежова и выпустил часть туда посаженных, отца реабилитировали и восстановили в партии.
«В 1941-м его забрали на фронт, отец служил в интендантских войсках, - рассказывает наш собеседник. - А у нас во дворе в первый же день войны стали рыть окопы. Ведь рядом граница с Ираном. Помню, как в 1943-м я пошёл в первый класс. И как радовался, когда по дороге в школу удавалось поймать черепаху. Это же мясо!»
После войны семья перебралась в Ригу, где служил Тимофей Пака.
«Мы, мальчишки, шастали по всему городу, - говорит Вадим Тимофеевич. - Особенно привлекала свалка трофейного оружия, где можно было подержаться за ручки пулемёта».
Море физики
В 1953 году Вадим окончил школу, и друзья сестры убедили его поступать на физический факультет столичного университета («Что ты! В МГУ уже строят криогенный корпус!»). Там он увлёкся физикой моря и посвятил ей жизнь.
«Пака В.Т. принадлежит к числу способных, трудолюбивых студентов», - характеризовали его преподаватели. Ещё бы! Каждое лето он, единственный из студентов, отправлялся с сотрудниками кафедры в прибрежно-морскую экспедицию. Возился с лебёдкой, чтобы опустить в воду термобатиграф для измерения температуры на глубине, считывал данные и спешил на камбуз, ведь по совместительству работал коком.
«Это уберегло меня от глупостей, а то бы подался в диссиденты, - размышляет Пака. - Я тогда познакомился с Кронидом Любарским. (Участник правозащитного движения, политзаключённый и политэмигрант, - прим. авт.) И переписывался со школьным другом Геркой Швейником. Он учился на факультете геологии в Томске, и однажды на комсомольском собрании спросил, почему нельзя слушать «Би-би-си». Понял это уже на лесоповале…»
Мечтая попасть на Северный полюс, Вадим освоил водолазное дело, подводную киносъёмку, научился исследовать турбулентность, чтобы узнать, как нарастает и тает лёд.
Спроектировал и изготовил корпус и датчик для морского турбулиметра. Но его не взяли…
«Моя дипломная работа посвящалась тоже турбулентности. Это ведь один из фундаментальных процессов в океане. Он позволяет кислороду, другим газам, солям и так далее проникать в разные слои воды. Поэтому океан живой. А ещё турбулентность помогает обнаружить корабль или подводную лодку. Довелось делать и это».
Так погиб «Черномор»
«Океанологи женятся в экспедициях, - улыбается Вадим Тимофеевич. - С Аллой мы познакомились летом 1956 года. Она тоже училась на физфаке. Расписались. Свадьбы не было даже комсомольской. Алла получила распределение на мыс Шмидта в Чукотском море… Но в 1959 году мы приехали в Калининград, куда я получил направление в Калининградское отделение Морского гидрофизического института Академии Наук СССР».
Жилья нет. Снимали угол. Точнее - нежилую кухню с огромной дровяной плитой. Родители прислали диван и кучу ящиков из-под пенициллина, из которых Вадим соорудил шкаф.
Лаборатория, где Пака стал старшим лаборантом, находилась на улице Багратиона, в помещении железнодорожного техникума: две большие комнаты, в предбаннике - кабинет директора филиала.
Вадим руководил группой термики моря. И вот тогда сотрудничал с ВМФ, исследовал, как обнаруживать подлодку по тёплому кильватерному следу, который она оставляет.
«У нас было уникальное научно-исследовательское судно «Михаил Ломоносов», с настоящей паровой машиной, - рассказывает Пака. - Нет вибрации корпуса от дизеля, и можно без помех заниматься гидроакустикой».
В 1961 году отделение МГИ закрыли. Образовали отделение Института океанологии имени Ширшова. А в 1965-м институт возглавил Андрей Сергеевич Монин, один из авторов теории анизотропной турбулентности.
«Это был поворотный год в истории советской океанологии, - считает Вадим Пака. - Монин превратил институт в центр океанологии мирового масштаба».
Состоялся первый рейс на НИС «Академик Курчатов». Учёные прошли к экватору, приняли крещение, испытали глубоководный эхолот во впадине Романш и зашли в Монако, где встретились с Жаком-Ивом Кусто, который разработал и первым испытал акваланг.
В итоге Монин перепрофилировал на подводные исследования южное отделение своего института. Учёные построили подводный город Черномор. Жили и работали на глубине. Но окончилось всё печально: Черномор, а по сути огромную цистерну, за пару дней до конца эксперимента сильный шторм выбросил на берег…
«Это был грандиозный план освоения мирового океана, - говорит учёный. - Сейчас этим не заморачиваются. Наступила эра подводных аппаратов».
Ловкий «Баклан»
Защитив кандидатскую диссертацию, Пака возглавил лабораторию океанологических приборов, преобразованную позднее в отдел экспериментальных гидрофизических исследований. И стоял во главе этой лаборатории полвека.
В 1984 году защитил докторскую. Друзья с «Курчатова» радировали: «Кандидатом много лет ты гонял мотоциклет. Не жалей свои рессоры - двигай дальше в профессоры!» Он и двинул.
Под руководством Вадима Тимофеевича созданы уникальные измерительные комплексы, в его научном «портфеле», в том числе в соавторстве, свыше 200 работ и более десятка изобретений.
«Мы не хуже! Тоже умеем мерить турбулентность, - говорит Пака. - Сделали зонд «Баклан». Зонды были привязные и свободные. В 2009 году мы совместили эти свойства.
Сделали по принципу рыбалки у малайцев. Они берут баклана, надевают ему на шею кольцо, привязывают верёвку и бросают в воду. Птица хватает рыбу, а проглотить не может из-за кольца. И рыбак её просто отнимает.
Вот и мы опускали платформу с зондом на определённую глубину. Оттуда стартовал сам зонд. Причём, привязь находилась внутри корпуса и свободно выбрасывалась. Никакой вибрации, никаких помех в измерениях. Впервые испытали в Датском проливе на глубине от 700 до 2 половиной тысяч метров.
У нас имелся большой научный флот - «Курчатов», «Менделеев», «Штокман», «Келдыш» и другие суда. В 1990-х филиалам запретили ими распоряжаться. Они стали возить грузы и туристов. Хуже того, лучшие суда финской постройки - «Иоффе» и «Вавилова» - перевели в пассажирский класс. Лаборатории раздолбали… Устроили каюты «Люкс»…»
На «Штокман» спроса не находилось. И Пака несколько счастливых лет делал по Балтике по два-три научных рейса в год. А ещё занимался темой химического оружия, утопленного в ней, и помогал сохранить «Витязь», которым сегодня гордится Музей Мирового океана и вся страна.
* * *
У Вадима Тимофеевича немало наград - серебряная медаль ВДНХ, медали «За трудовую доблесть», «Ветеран труда», «300 лет российскому флоту», знак «Заслуженный деятель науки Российской Федерации» и орден «За заслуги перед Калининградской областью». Самая редкая - медаль «Академик Ширшов», её вручают докторам наук, кто более полувека работал в институте океанологии.
«Недавно ребята подняли со дна Балтики прибор, который по моей ошибке утопили в 2018 году, - делится своей радостью учёный. - Надеемся считать с него информацию. Что в планах?.. Конечно, новая экспедиция!»