Зёрнышко в необъятном русском поле

Как известно, 22 июня 1941 года в 4 часа утра Германия напала на СССР — и эта дата почти во всех семьях страны разделила время на «до» и «после»

«История моей семьи во многом и личная и, в то же время, отражающая историю большой страны, - говорит одна из наших читательниц Галина Замжицкая. - Я себя порой чувствую маленьким зёрнышком в этом необъятном русском поле. Умерла уже давно моя бабушка, Логачёва Любовь Петровна, уроженка Воронежской области, но её рассказы я буду помнить до конца своих дней».

Вещий сон

В конце лета 1941-го в село Меловатка Семилукского района Воронежской области пришли повестки: моего деда, Логачёва Егора Михайловича, а также его пятерых старших братьев призывали на фронт. К тому времени деду исполнилось 34 года и у них с женой, моей бабушкой, имелось уже шестеро детей.

Мне не известно, где воевал мой дед в 1941-м году, но я знаю, что в январе 1942-го его отпустили на побывку домой, посмотреть на новорождённого сына, седьмого своего ребёнка. Глядя на грудничка, дед мой очень печалился и приговаривал: «Если я погибну, вы же все погибнете тоже!» (Имел в виду семерых детей, жену и свою мать.)

Потом с фронта он писал, что овладел профессией пулемётчика «на отлично», и очень этому радовался. А вот бабушка от этой новости заплакала. Даже она, простая крестьянка, понимала, что огневые точки подавляются в первую очередь.

В августе 1942 года ей приснился вещий сон. В нём муж её Егор рассказывал, как его убили: «Летел самолёт и сбросил на нас бомбы — и меня уже нет».

Буквально через несколько дней пришла похоронка на её Егора. Там говорилось, что Егор Михайлович Логачёв, сержант, пулемётчик, пал смертью храбрых 9 августа 1942 года. (Он участвовал в Ржевско-Сычевской наступательной операции, его имя увековечено на мемориале в деревне Зубово, Калужской области, Износковского района.)

Оккупация

А на семью тем временем надвигалась следующая беда. В начале июня 1942 года немецкие войска вступили на землю Воронежской области. И с той поры, вплоть до конца января 1943-го, у села Меловатка и по нему самому проходила линия фронта, велись активные боевые действия.

Буквально через несколько дней после получения бабушкой похоронки наши солдаты отступали через Меловатку. Многие закапывали свои комсомольские билеты и партбилеты у бабушки на огороде в картофельных грядках. Ведь если, не дай Бог, попадут в плен, с такими билетами убьют в первую очередь. Кое-кто надеялся, что за отступлением последует всё же наступление, и тогда можно будет вернуть свои документы.

А потом в село пришли немцы. Первое, что они сделали, - это выгнали бабушку с детьми и её свекровь из дома, где сами поселились. А семья перешла жить в погреб, который находился в огороде.

Поскольку бабушкина корова боялась мужиков, их грубых голосов и грохота сапог, не давалась доить, то её разрешили доить самой хозяйке. И даже уносить для детей криночку молока.

Однажды осенью через Меловатку немцы повели нескончаемую колонну наших пленных. В степи видно всё далеко, как на ладони. Один конец колонны растворялся на горизонте впереди, другой — позади, за другой чертой горизонта. Это вели тех наших бойцов, кто бился за Воронеж, столицу русского Черноземья. Но по каким-то причинам вынужден был сдаться.

И вдруг налетели самолёты со звёздами и на своих же солдат начали сбрасывать бомбы и строчить по ним из пулемётов. Бабушка всю жизнь возмущалась: зачем?

Наверное затем, чтобы не доставались врагу...

Меловатку часто бомбили — и уже не поймёшь, кто. Девочки, которые помладше, страшно кричали от испуга и бежали в поле, куда глаза глядят.

Налёты всегда случались внезапно. Один такой налёт застал бабушку с младенцем на руках на улице. Она вместе с другими женщинами успела заскочить в погреб. А шестеро её других детей и её свекровь забежали в хату.

Свекровь всем детям велела лечь на пол, под лавки. Послушались все, кроме трёхлетнего Николая. Он прыгал по лавкам, часто подбегал к окну и радостно кричал: «О! В дом дяди Гаврюшки попала бомба! Он горит! О! И дом дяди Вани загорелся!»

Бедная их корова, оставшись на улице неприкаянной, обезумев от рвущихся бомб, ломилась в дверь хаты к людям.

«Уйди! Не до тебе!» - махала рукой в её сторону свекровь. (Именно так, «не до тебЕ», а «не до тебЯ» — это южный русский диалект.)

После налёта оказалось, что почти все хаты в Меловатке разбомблены и сожжены. Прятавшиеся там люди погибли. Бабушкина же осталась цела. И в ту землянку, где укрывались женщины и дети, тоже не попала ни одна бомба, не прилетел ни один снаряд! И даже корова осталась цела!

Коровушка

Это случилось в конце января-начале февраля 1943-го.

Бабушка проснулась ранним утром от оглушительной тишины. Выйдя во двор, удивилась: немцев нет. Вообще. Видимо, ночью ушли, отступили, и так тихо, скрытно!

Пошла проведать корову. А её нет! Только пустой сарай нараспашку!

- Страсть-то какая! Погибли мы, погибли! - запричитала моя бабушка (а в ту пору молодая ещё женщина, 36 лет от роду). Напомню: под словом «мы» подразумевалось 9 душ: семеро её детей, сама бабушка и её свекровь.

«Что делать? - рассказывала мне о том горе бабушка. - Ноги сделались как ватные, пошла по следам на снегу и пришла в лозняк. (Лозняк - это мелкий ивовый кустарник, растущий по берегам рек и ручьёв, - прим. авт.) Глядь, возле лозняка много отпечатков коровьих копыт (видимо, немцы сюда согнали скот с окрестных деревень), а также следы колёс грузовика».

И несчастной матери семерых маленьких детей стало ясно: коров-кормилиц угнали немцы в свою «поганую Германию». Погрузили на грузовик - и повезли.

Слёзы ручьём потекли из глаз. Но тут произошло удивительное: бабушка заметила… свою рыже-белую коровку. Одинокую и несчастную, прислонившуюся к дереву.

«Исстёганная, трусится вся (то есть, дрожит), - в этом месте рассказа бабушка всегда плакала, у неё вставал ком в горле. После паузы она продолжала. — Обняла я её, а она прижалась ко мне. И стоим мы обе, плачем. Не далась им, не полезла в грузовик! Коровушка наша всегда мужиков боялась, не любила их. Но вот чудо: почему они её не застрелили?

Постояли мы, постояли, наплакались, да и пошли домой».

После боёв один за другим стали возвращаться домой дедушкины братья. Все покалеченные. Они умерли буквально в первые же послевоенные годы...