Простая история

Лес за своей деревней верочка знала до последней кочки. Только вот той ночью она никак не могла найти условленную развилку. А ведь там её ждал человек из партизанского отряда. Когда уже решилась идти дорогой, в надежде обойти немецкие патрули, её окликнули: «Вера, ты?»

Юлия ЯГНЕШКО

«Жили мы в деревне Морочь в западной Белоруссии под Пинском, - рассказывает Вера Парфёновна. - До 1939 года это была Польша. До советской границы и погранзаставы рукой подать — километр всего до деревни. Дома мы разговаривали на белорусском, но если встречали польского солдата, он требовал, чтобы ему отвечали по-польски.

56-03.jpg

Мне не исполнилось ещё и 9 лет, когда западную Белоруссию присоединили к СССР.

Всё случилось ночью. Пришли советские войска. От стрельбы в нашей хате все окна полетели. Папа кричит: «Дзеци! Кладзицеся на падлогу!» Ложитесь на пол!

Потом заскочили польские пограничники. В исподнем. Попросили у мамы какую-то одежду и ушли. А утром у нас была уже советская власть».

Верочка тогда только закончила первый класс. Но ей снова пришлось стать первоклашкой - уже в русской школе.

«Но скоро началась война и стало не до учёбы, - вспоминает Вера Парфёновна. - Мой старший брат Иван сразу пошёл в партизаны. А мы с соседями несколько первых дней сидели в болоте на кочках. Потом вышли с белым флагом. Всем нам выдали аусвайсы и началась у нас немецкая власть».

Господи, спаси...

Партизаны в деревню не приходили. И Вера по ночам носила продукты им в лес. Рассказывала, что происходит в деревне, где немцы и сколько их.

Однажды брат сообщил ей, что партизанский снайпер перебил много фашистов, когда те кур ловили на хуторах. А те в отместку подожгли хаты вместе с людьми. Взрослые детей из окон выпихивали. Но немцы кидали их обратно в огонь…

Помнит Вера Парфёновна и то, как фашисты в ноябре 1943 года угоняли народ в Германию.

«Сначала согнали весь скот, - говорит она. - Потом людей загнали в большие колхозные амбары. Набили битком. Коровы во дворе мычат. Женщины плачут...

Забрали у всех паспорта и стали отбирать молодёжь. Думаю, что остальных они собирались в этих сараях сжечь...

Я вдруг вспомнила, как ходила с мамой в церковь. Подняла руки и прошу: «Господи, спаси нас!» Наверно, Бог услышал меня. Нас собрали в колонну и погнали в сторону Минска. Обувки у нас нет. Мы все в лаптях. Малых подсадили на повозку, прочие сами идут.

Мужики сговорились бежать. Мама перекрестила отца и они ушли.

Лапти мои быстро растоптались и осталась я босая. Кое-как замотала ноги тряпками, обвязала верёвочками и иду».

Когда проходили деревню, где жили родные, мама сумела забежать к сестре, чтобы разведать обстановку в надежде всем схорониться у неё. Только влетела в хату, а там... жандарм!

«Но этот жандарм нам помог, - говорит Вера Парфёновна. - Не все они были эсэсовцы. Просто по-человечески помог. Выписал какой-то пропуск, дал разрешение получить лошадь с телегой. И мама, посадив на неё четверых детей и внуков, вывезла всех к родным.

До сих пор помню, как болели обмёрзшие ноги, когда мы залезли на печку, и они стали отогреваться».

За лучшей долей

Уже после освобождения Пинска вернулись в Морочь. Жили в землянке. Как только стало возможно, принялись сажать картошку.

«Мужчин в деревне – два инвалида, - вспоминает Вера Парфёновна. - Один безногий. Второй – мой отец. После побега он добрался до наших, попал на трудовой фронт. Работал в Магнитогорске на заводе и надышался металлической стружкой. Его и отправили домой.

Так и пахали: отец держал плуг, а мы впряжёмся в него и тащим.

Пашем себе, а тут немецкий самолёт. Низко так и из пулемёта по нам — тюк, тюк, тюк! Часто прилетал. Наверно откуда-то из Литвы. Мы старались работать в нелётную погоду.

А Ваня наш из партизан ушёл на фронт.

После войны мне тоже не до учёбы — уже переросток, да и работать надо. Жили мы очень плохо, бедно. Но из колхоза никого не отпускали.

И вот люди сказали, что по району ездит вербовщик, зазывает народ на работу в Калининградскую область.

Председатель сельсовета приходился нам дальним родственником. Пошла я к нему: «Дядько, дай мне справку, чтобы я поехала». Он и помог».

Так, 24 декабря 1950 года Вера Мыслейко оказалась в Калининграде.

Злополучный дуб

В Калининград Вера приехала по набору ЦБК-2. Но человек, встретивший их на вокзале, сказал, что туда рабочие уже не требуются. Кто хочет, может записываться в лесхоз.

И Вера записалась.

«Жили мы в каком-то посёлке Гурьевского района, уж и не скажу, как назывался. Поселили нас в домике. Женщин - в маленькой комнатке. Мужчин в прихожей.

Дали машину съездить на поле за соломой, чтобы набили себе тюфяки и подушки. Никаких кроватей, конечно, не было. Спали впокат.

А работа простая: мужики валили деревья, а мы их пилили.

Вдвоём с подругой обязаны за день заготовить дров по норме. Забьют нам колышки - метр высоты и 2 метра ширины — и мы должны столько напилить.

Тяжело, конечно... Пилили двуручной пилой. А если веток мало, то норму не сделаешь».

Видит однажды Вера, что мужики тонких стволов навалили, веток мало, с нормой не справиться. И предложила подружке самим свалить ветвистый дуб. С него одного им бы чурочек хватило. Так и сделали.

Подрубила Вера дерево, да неправильно. Дуб стал падать, да повис на соседней сосне.

«Я пошла подпилить эту сосну, а когда она упала, дуб свалился прямо на меня, - рассказывает Вера Парфёновна. - Подруга как закричит: «Веру убило!» Но мне повезло. Ствол свалился аккуратно на пенёк и меня распластало, но насмерть не придавило».

Сосенки да ёлочки

Когда девушку вытащили из-под завала, оказалось, что сильно разбито колено и рука тоже болит. Ребята нашли лесничего. Тот повёз Верочку в больницу.

«Но меня не приняли. Докторица сказала, что приехали мы поздно, что у неё рабочий день закончился - приезжайте завтра.

Конечно, никто никуда меня больше не повёз. А мне 20 лет. Я девчонка из глухой деревни. Неграмотная. Законов не знала. О том, что мне больничный положен, никто не подсказал... Начальству, наверно, не хотелось акт о несчастном случае составлять. Показатели же...

Спасибо, что нашлась по соседству женщина, которая взялась помочь. Только лечить-то нечем. Так она обматывала мою ногу полотенцами, пропитанными хозяйственным мылом. А сверху шерстяной шарф наворачивала. Вот и всё лечение».

Через месяц Вера встала на ноги. Дали ей работу полегче. Сначала ходила на посадки - вместо вырубленных деревьев сажала молоденькие сосны и ёлочки.

По весне, сразу как сошёл снег, всех отправили чистить лесные канавы. А как срок контракта вышел, девушка забрала трудовую книжку и уехала в Калининград.

* * *

В Калининграде Вера устроилась на мебельную фабрику, которая работала на Советском проспекте (предприятие открылось ещё в 1946 году). И получила место в общежитии на Парковой аллее.

«Мы делали шкафы, тумбочки и целые гарнитуры. И хорошего качества. У моей дочери до сих пор шкаф нашего производства сохранился - с антресолью, полированный.

56-04.jpg

Я поначалу числилась разнорабочей. Мела цеха, мусор выносила от станков. А потом пошла учиться. Прямо на фабрике, в Красном уголке, после смены. Нам показывали, как работать на разных станках - фрезерном, фуговочном, как обращаться с ленточной и циркулярной пилой.

Когда сдала на разряд, стала на ленточной пиле распиливать детали для всех видов мебели.

А потом уже поставили бригадиром. В моей бригаде трудились 18 человек».

На этой фабрике Вера проработала 10 лет. Успела выйти замуж (с Иваном познакомилась, когда он после армии пришёл к ним работать) и родить дочь. От этой же фабрики они с мужем получили своё первое жильё.

«Тогда с квартирами была большая проблема. И выкручивались так: предприятие давало материалы, а люди сами себе строили дома. Нам тогда дали восстановить дом на Комсомольской. Вот в нём мы и получили сразу две комнаты в коммуналке. Такое счастье! Мы стали настоящими калининградцами».