Беги от него!

Курт Венк, хозяин харчевни в Россгартене, что на берегу пруда Шлосстайх (Нижнего, - авт.), в последние годы жил, упиваясь слухами о молодом мужчине, пленившем своим колдовством и оккультизмом стареющего герцога Альбрехта. Курт знал от своих завсегдатаев (в большинстве голландцев), часто обретающихся в покоях герцога, уже очень многое об этом маге и авантюристе.

Что зовут чародея Пауль Скалих, что он хорват, что приехал в Кёнигсберг в 1561 году по личному приглашению Альбрехта из Виттенберга, где его, якобы, преследовали за веру. Что каббалистическими формулами он ловко покорил не только ум и душу герцога, но даже воздействует на силы природы. Что этот волшебник может предвидеть будущее, что от него никто не сможет скрыть никаких тайн, что он излечивает неведомыми снадобьями все на свете недуги.

Бывало, едва заслышав разговор о разной нечисти, которой Скалих вроде как наводнил Кёнигсберг и его окрестности, как Курт Венк немедленно бросал все свои дела и с жадностью внимал рассказчику. Иной раз за какую-нибудь диковинную историю он даже не брал с посетителя денег за еду и пиво.

И вот в конце сентября 1563 года к нему в харчевню явился один капеллан с неестественно красным лицом и с ходу заявил:

- Слыхали новость? Нашего герцога-то, Альбрехта, хватил апоплексический удар. Доконал его всё-таки этот проклятый чернокнижник Скалих.

- Да что вы? - Сразу встрепенулся Курт. - Что же с нами будет? Бедный Кёнигсберг! Бедная Пруссия! Кто встанет у кормила власти?

- Скалих! Кто же ещё! - Буркнул, устраиваясь за столом, капеллан. - Этот каналья намедни провёл надо мной гнусный опыт. Дал якобы чудодейственное средство, снимающее бороду без бритвы. Я им и намазался. Так у меня не только волосы на лице выпали, но и кожа отвалилась с мясом! Я даже в церковь две недели не мог ходить!

- Считайте, что вам ещё повезло. Вы легко отделались. - Подал голос гость, сидевший за соседним столом. - А вот с хозяином моим, приором монастыря в Лёбенихте, лиходей Скалих выкинул вообще богомерзкую проделку.

Услышав новую историю, Курт подсел к этому господину и весь обратился в слух.

- Да, - продолжил гость. - Этот Пауль Скалих, имеющий дерзость называть себя главным заклинателем духов умерших, - плут и мошенник. Его надо бы публично высечь розгами, дабы впредь он не осмеливался заниматься нечестивыми, враждебными святой церкви делами. Представьте, месяц назад он склонил приора на гадание по звёздам и на философском камне. И вот когда Скалих начал составлять ему гороскоп, на улице раздался шум. Приор высунулся в окно, чтобы узнать, что случилось, и тут у него на лбу выросли лосиные рога, так что он не мог втянуть свою голову обратно в комнату. Пришлось отпиливать рога.

- Так ведь и сообщники Скалиха выделывают в Кёнигсберге невесть что. - Решил поделиться пересудами со своими посетителями Курт. - Мне один голландец рассказывал, что у нас объявился колдун, приятель Скалиха, который тоже творит много пакостных дел своей магией. Раз житель посёлка Лип (ныне посёлок Октябрьский, в конце Московского проспекта, - авт.) купил у него дойную козу. И когда он по пути домой погнал её через ручей, коза исчезла — вместо неё на поверхности воды плавала труха. Человек этот вернулся на рынок, чтобы разыскать мошенника, продавшего ему козу. А тот, завидев этого крестьянина, притворился пьяным и улёгся прямо на землю. Когда взбешённый мужик со словами «Ах ты, паршивец!» дёрнул его за ногу, нога отделилась от туловища колдуна и осталась в руках остолбеневшего простолюдина. Одноногий же вскочил и стал вопить, что его изувечили. В ужасе крестьянин убежал. Потом все видели наглого чародея, спокойно расхаживавшего на двух ногах в сопровождении чёрного пса, который может выполнить любое поручение своего негодного хозяина.

- Дьявольским наваждением эти хироманты отводят глаза людям так, что те видят совсем иное, нежели то, что есть на самом деле, - сделал вывод капеллан, потирая своё красное воспалённое лицо.

После этого разговора Курт Венк вечером не мог уснуть. И уже ближе к утру ему приснился удивительный сон. Якобы в его трактир зашёл подозрительного вида человек, закутанный в чёрный плащ.

- Вина мне! - Потребовал он, плюхнувшись на скамью. - И живо!

От его окрика руки у Курта задрожали и он перелил вино через край большой кружки.

- Ещё раз так сделаешь — сожру! - Пригрозил Курту посетитель.

- Ой ли? - Натужно улыбнулся в ответ Курт, хотя на самом деле у него все поджилки тряслись.

А чёрный гость, ухмыльнувшись, задрал рукав плаща на левой руке, и Венк увидел на предплечье пришельца надпись на латыни: О Homo fuge (то есть, беги от него, человек!). После чего посетитель легко схватил Курта за воротник, как ребёнка, и запихнул его в свою широко открытую пасть. А потом подошёл к бочке с вином, стоявшей у стены, и со словами «Хорошую еду надо хорошо запить» выдул её всю.

- Верни меня на свет божий! - Надтреснутым голосом закричал Курт страшному магу. И в этот момент проснулся — весь в поту. Сердце бешено колотилось и он обеими руками держался за грудь, боясь, что оно выскочит.

Быстро одевшись, трактирщик побежал к своему священнику.

- Прекрати слушать неподобающие россказни! - Строго отчитал пастор Курта. - Вот 28 октября чтобы пришёл на рыночную площадь Кнайпхофа (ныне остров Канта, - авт.). Там будут казнить советников парализованного герцога Альбрехта — Функа, Матиаса Хорста и Иоганна Шнеля за склонность к еретическому учению и за поддержку проходимца Скалиха. (Сам-то он успел, к сожалению, улизнуть в Данциг). Будешь во время казни петь псалмы. Этим и спасёшься.

Утро 28 октября выдалось дождливым. Однако народу пришло много. Кнайпхофский палач Адам Пранг вывел трясущихся бывших советников. Прилюдно, под страхом грозящих пыток, они признали свою виновность во всех грехах, которые огласил третейский судья. А потом палач приказал народу:

- Пойте! - И сам подвёл к плахе первую свою жертву — Функа.

- Denn er errettet dich aus der Schlinge des Vogelstellers, aus der verderblichen Pest. - Затянули любители поглазеть на казнь. (В переводе: Ибо Он спасает тебя...)

Пел и Курт. Сначала почти что шёпотом, потом, смелея, во весь голос. И чем громче он пел, тем легче ему становилось. Слёзы очищения, струившиеся при этом по его щекам, как будто смывали все накопившиеся за последние годы страсти - опасения, тревоги и страхи.

Наконец, всё было кончено. Обезглавленные тела палач покидал на телегу и повёз на Хабербергское кладбище, чтобы бросить их там в общую яму. (Это кладбище находилось в районе нынешнего Дома искусств, - авт.). Народ стал расходиться, удовлетворённый полученными потрясением, очищением и выздоровлением.

Курт заметил в толпе своего пастора.

- Предстоящую ночь тебе надобно провести в молитве, - сказал, приблизившись к нему, пастор. - Орошая слезами восторга и благодарности своё ложе.

Курт кивнул ему в ответ.

- Теперь моя жизнь будет другой! - Подумал он. - Спокойной, размеренной и праведной...