Вехи большого пути

«Вот это я, здесь мне года два, - говорит Вера Григорьевна. И показывает фотографию из альбома, который делает для своей внучки Лизы. На скамейке у дома сидит человек в рубахе, онучах и лаптях и прижимает к себе Верочку. На обороте надпись – 1936 год. 

«Это мой дед - Андрей Александрович Шапаев, - продолжает Вера Григорьевна. - Воевал в империалистическую, как когда-то называли Первую мировую. Пережил австрийский плен. А потом вернулся в родную деревню Орёл, что в Нижегородской области, работал в колхозе.

Он и мой папа были местными умельцами. Следили за работой маслобойки, водяной скважины, шерстобойки, подковывали лошадей. А мама работала счетоводом. Поэтому у них на трудодни неплохо выходило – зерно, картофель, масло, даже мёд с колхозной пасеки».

Когда началась война, Вере было семь лет. Бои до деревни не дошли,  бомбёжек не было, но эту беду почувствовали все. Из трёх маминых братьев с фронта вернулся только Николай. Виктор погиб под Феодосией. А место захоронения Бориса неизвестно. Его месяц-другой поучили на связиста и отправили на передовую. Проезжая родные места, он соскочил на полустанке из вагона, забежал попрощаться, а потом догнал свой эшелон. И всё. Было ему 20 лет.

Отца Веры, Григория Андреевича, тоже мобилизовали. В 1942-м его часть попала в окружение, но сумела прорваться к своим. 

«Их сочли предателями и почти всех сразу арестовали, хотя это был даже не плен, - говорит Вера Григорьевна. – Отцу дали 10 лет, отправили в лагерь на станции Потьма. Освободили только в 1953 году. Потом реабилитировали. О лагере он не говорил. Знаю только, что был у него друг, с которым вместе держались. И что снова выручили его умелые руки». 

Жизнь развела Зою и Григория Шапаевых. Мама снова вышла замуж, и новый её муж, Василий Гаранов, увёз её с дочерью в Калининградскую область. 

«Помню, как в нашу деревню приехали вербовщики с портфелями, - рассказывает Вера Григорьевна. - Агитировали заселять немецкую область. И Гарановы согласились. Деревенские отговаривали, пугали. Но мы уложили на повозку сено и пожитки, привязали к ней нашу рыжую корову и пошли на полустанок. Ехали больше месяца. По пути к нашему составу цепляли новые вагоны. Прицепили тамбовских, рязанских. Так и ехали: они акали, а мы окали!»

В колхозе имени Кирова под Багратионовском Гарановым выделили хутор, кирпичный дом с черепицей. В декабре 1946-го в округе было ещё немало немцев. «Они голодали, - говорит Вера Григорьевна. – И мы им ничем помочь не могли... Потому что у самих ничего не было. Вербовщики много наобещали, но выжили мы за счёт коровы. Мама подоит, нам по полстаканчика нальёт. А остальное отчим на велосипеде отвозил в Багратионовск и менял на муку. Потом в поле под снегом накопает картошки, которую почему-то не смогли убрать. Мама пропустит её через мясорубку, добавит горсть муки и печёт блины».

В 1950 году Гарановы уехали в Калининград и устроились при областной больнице, где мама работала сестрой-хозяйкой в отделении нервных больных. Руководил им тогда психиатр Виктор Иванович Батищев, которого считают первым психиатром нашего края. Тогда при областной больнице работал приёмник-распределитель. А пациентов хватало. Люди пережили страшную войну, много горя и несчастий, не все могли самостоятельно справиться. 

«Жили мы в кирпичном бараке во дворе больницы, - говорит Вера Григорьевна. – И корова с нами! Я пасла её на Литовском валу. А осенью поступила в калининградское педучилище в Красноармейском переулке (сейчас – пер. Желябова). Пошла на школьное отделение, где готовили учителей начальных классов. Было ещё два отделения: учителей-старших пионерских вожатых и учителей физкультуры. Нас учили не только русскому языку, математике, педагогике, но и музыке, рисованию, пению.

Музыку преподавал Эрнест Максович Полицер. Прекрасный интеллигентный человек, уже в годах. Но понимал нас, деревенских, таких недоразвитых в искусстве. Я никак не могла найти клавишу «ми» и дотянуться до «фа диез». Но он ни разу не обидел окриком, не повысил тон. И как-то умел вселить надежду, что всё у нас получится. Скажет только: «Надо поучиться». А как? Пианино только в училище. И мы очередь выстаивали, чтобы потренироваться играть гамму. Удивляюсь, как он, превосходный пианист и композитор, всё это слушал...»

После занятий шли на обязательную работу по разборке завалов и руин. Взрослые разбивали стены рухнувших зданий, а студентки педучилища разбирали их, аккуратно складывая целые кирпичи. 

«Это было трудно, - вспоминает Вера Григорьевна. – В развалках ветер такой выл... Страшно... Забираешься на эту груду и думаешь, только бы не слететь. И весь день в московских сапожках. Так тогда называли единственную доступную обувь – резиновые сапоги до колена, красивые, лакированные. Все в таких ходили. А сейчас у всех повально ревматизм».

После училища молоденькая учительница Верочка Шапаева год работала в Правдинском районе, в Поддубновской семилетней школе, что на самой границе с Польшей. Школа была двухкомплектная: у неё в классе на первом ряду сидели первоклашки, на втором – третьеклассники. И занималась она с ними по очереди.

Потом вернулась в Калининград, поступила заочно в пединститут и стала первой пионервожатой в школе №2. Три года готовила праздники, литературные монтажи, сама пела и танцевала, проводила отрядные и дружинные сборы пионеров к годовщине революции, ко дню трудящихся, к годовщине Победы. Устраивала костры и походы, «Зарницу». А окончив институт, получила диплом преподавателя русского языка.

Замуж выходила Вера как в старину: получилось, что мужа выбрал ей отчим. Василий Фёдорович ходил в море рыбмастером. И над койкой у него висела семейная фотография.

- А это кто? – спросил однажды механик Володя Принцев.

- Падчерица моя, Вера.

Парень долго рассматривал снимок, потом обернулся:

- Василий Фёдорович, а хотите я завтра вас на работу подвезу? Мне по дороге.

Личная машина в те времена была редкостью. У Володи уже был «Москвич». И приехал он назавтра утром. Верочка с интересом выглянула в коридор: чей это там незнакомый мужской голос?

- Вот она какая, Вера, - сказал моряк, задумчиво разглядывая её.

И стал появляться чуть ли не каждый день. Катал по городу, а потом сделал предложение. Так стала она Принцевой. А потом и дважды мамой – для Сергея и Димы.

Идти вперёд!

В 1976 году Вера Григорьевна перешла работать в школу №46. Здесь заслужила звание «Отличник народного просвещения». 

«А перед уходом из 2-й школы я проходила аттестацию, - говорит учительница. – Отчиталась, рассказали о моей работе, прочитали характеристики. Всё хорошо. Директор спрашивает: «Ну что, с поощрением?» И тут завуч: хорошо Верочка работает, но у неё же в классе Большелужский! И этот склонный к правонарушениям мальчик обязательно летом подерётся. И не дали мне поощрения. Кстати, Большелужский тогда не подрался. Может, за ум взялся. Интересно, как сложилась его судьба?». (Фамилия ученика изменена.)

Зато другого ученика, Владимира Маслова, Вера Григорьевна упоминает открыто, гордится им и называет не иначе как «адъютант его превосходительства». Потому что Владимир уже много лет служит офицером по особым поручениям у командующего Балтийским флотом. 

Сегодня её ученикам уже по 60 лет. Но до сих пор при встрече благодарят за то, что не делают ошибок. А другие за то, что иногда воспитывала и их родителей.

«Однажды приходит мой сын и говорит, что его друг домой идти не хочет, - рассказывает Вера Григорьевна. – Предмет ему не даётся, двойку схлопотал. А у отца одна мера «помощи» сыну: привяжет мальчика к кровати и порет ремнём… Собралась, пошла беседовать. Объясняла, что оценка справедлива. Что нужно больше учить, но не сечь ребёнка.

Сама я не раз жалела, что оценки ставила принципиально. Но что поделать, если в сочинении ошибки? Но теперь думаю, что справедливость не должна быть такой голой. Можно пойти на компромисс, чтобы поддержать человека, дать понять, что он способен идти вперёд».