Бегство Лии

Летом 1758 года Михаил Стрешнёв, курьер Ея Величества Государыни Императрицы Елизаветы Петровны, ехал из Кёнигсберга в Петербург. 

В городишке Эйдткунен (Чернышевское), что на границе с Литвой, он остановился на ночь в трактире. Там и познакомился с капитаном второго гусарского полка графом Обоянцевым. Граф был в Кёнигсберге по своим делам и, возвращаясь в Петербург, уговорил Стрешнёва ехать вместе, предложив место в своей бричке.

За ужином им прислуживала симпатичная особа по имени Лия. Как оказалось, она была замужем за сыном хозяина этого трактира, мальчиком лет двенадцати, хилым и чахлым. (Корчмой владел иудей, а у евреев в те годы женили по фамильным или денежным расчётам,  не обращая внимания на разницу в летах.)

Лия оказалась проворной и ловкой. Граф также был молод и хорош собою, к тому же краснобай. 

Он пошептался с красавицею, и объявил Михаилу, что останется на несколько дней в Эйдткунене, убеждая не оставлять его. Михаил согласился.

Но уже следующим вечером Обоянцев стал заклинать Стрешнёва отправиться ночью, втайне, на перекладных на первую станцию, умоляя не расспрашивать о причине.

Михаил, пожав плечами, опять же согласился. 

Боясь проспать, Михаил приказал зажечь лампаду и поставить её в камине. 

Около полуночи из двери, которая была заперта, когда он ложился в постель, высунулась кучерявая голова.

– Что вам надо? – спросил Стрешнёв.

– Ничего! – отвечал сердито иудей. – Зачем у вас огонь? Вы сожжёте корчму.

– Оставь меня в покое! 

Через полчаса та же рыжая кучерявая голова выглянула из другой комнаты.

– Оставите ли вы меня в покое? – Раздражённо молвил Михаил, мысленно упрекая себя, что согласился на предприятие, в котором он не видел никакого смысла. 

– Какой тут покой! – возразил дерзко корчмарь, – погасите огонь и спите! Я не могу позволить, чтоб у вас горела лампада при соломе.

- Я сейчас же велю запрягать лошадей! - вспылил Михаил, вскочив с постели, и стал одеваться. 

Еврей проворчал что-то, хлопнул дверью и Стрешнёв услышал в другой комнате шёпот, из которого прорывались слова, громче сказанные. Очевидно было, что там несколько человек спорили, понизив голос, и что некоторые не могли воздержаться в своей запальчивости.

По приезду на первую станцию, а это было три часа ночи, Михаилу сказали, что некий барин ждёт его в экипаже. Стрешнёв заглянул внутрь брички – и оторопел! Рядом с графом сидела, лукаво улыбаясь, еврейка, сноха трактирщика. 

– Ты с ума сошёл! – Сказал Михаил по-французски. - Подумал ли ты, что будет с этой несчастною? 

– Я не насильно взял её, а добровольно. Притом, хорошенькая бабёнка нигде не пропадёт… 

Михаил сел в бричку и они поскакали. Три станции гнали во весь опор, а на четвёртой остановились, чтоб подмазать оси, которые загорались два раза. 

Эту станцию содержал иудей. Увидев Лию, всё его семейство завопило. Но она гордо отвечала, что она уже христианка. 

И тут произошло неожиданное: к крыльцу подъехали три брички с иудеями. По четыре седока в каждой. Они кричали, рвались в бой, чтоб силой отнять красавицу. 

Но Обоянцев и Стрешнёв, похватав пистолеты и сабли, зарычали, заверив, что при первом же их движении они станут стрелять и рубить насмерть. 

Тогда евреи сбавили пыл и сказали, что Лия забрала с собою весь свой жемчуг на значительную сумму и деньги, бывшие в кассе трактира. 

- Меня это не касается, - заявил Обоянцев. - Впрочем, она может вернуть эти деньги и жемчуг. И убирайтесь вон!

- Нет уж!!! - С силой возразила Лия. - Жемчужные повязки и серьги -  моя собственность! А денег в кассе я не брала!

Тогда за дело взялся раввин, который обратился к Лие с проникновенной речью, но та осталось непоколебимою. 

Свёкр её, вздохнув, объявил, что он уступает Обоянцеву весь жемчуг с тем, чтобы тот отдал сноху. Но Обоянцев швырнул в него костью от съеденного им телячьего жаркого и подбил глаз. 

Беглецы прыгнули в бричку и поскакали. Иудеи кинулись в погоню. 

Михаил досадовал на себя за то, что уступил просьбам графа. Было ясно, что евреи решились биться за Лию до конца. 

В Ковно (Каунас) приехали под утро. На заставе их уже ожидали городничий, капитан-исправник, понятые и полицейские. Оказалось, что евреи выслали вперёд своих двоих и те успели нажаловаться и попросить покровительства. 

Городничий и капитан-исправник увещевали графа кончить дело миролюбиво. Показывали расписку от свёкра Лии и раввина, где те обещали не наказывать её за побег. 

Обоянцев мялся. Но Лия кричала, что перережет себе горло, если её отдадут иудеям, уверяя, что хочет быть христианкою. Однако ж после долгих споров Лию удалось препроводить в католический женский монастырь. (Обоянцев поклялся приехать за ней, когда она примет христианскую веру.)

Тем всё и закончилось. Обоянцев и Стрешнёв уехали в Петербург. Граф, увлёкшись там балами, нашёл себе новую пассию и совершенно забыл о дорожном происшествии, случившимся с ним на пути следования из Кёнигсберга в Северную Пальмиру.