Побоище

Светлым майским днём 1417 года рвал и метал в своей конторе кёнигсбергский торговец по имени Конрад Вулленвевер. Из Ревеля (Таллина) пришли три его корабля со шкурками белок, соболей, куниц и бобров, а ещё мёдом диких пчёл, воском, жидким жиром, добытым из сала белого медведя.

Весь товар отличного качества! Спору нет. Но по какой цене!

- Ох, уж эти канальи, купцы ревельские! - взвыл Конрад, с силой захлопнув журнал торговых операций. И сверкнул глазами на своего агента, явившегося из Ливонии: вцепиться бы ему в волосы! Эх! Да разве этим делу поможешь? 

- Что ж ты, лиходей, не смог сбить цену? Как мне теперь продать это добро в Данциге-то? Барыш-то пустяковый будет! 

- Дык, сами ж знаете барыг ревельских: они за гроши у новгородцев скупают всё добро, а им немецкий наш товар по тройной цене толкают. - Часто моргая глазами и дрожа всем телом, почти что плакал Юрген Бюлант, который вёл торговые дела Конрада Вулленвевера в Ревеле, Нарве и Дерпте (Тарту).

- Ну, ладно, - успокаиваясь, примирительно уже заговорил Конрад. - Собирай свой скарб и на следующей неделе - Drang nach Osten («Дранг нах остен» - выдвигайся на восток.) Чтоб я тебя здесь не видел! Поедешь в Новгород. Жить будешь, естественно, в «готском» торговом дворе, как и остальные немцы. И чтоб отписывался мне о делах тамошних каждую неделю! 

Через месяц после этого разговора Конраду передали первое письмо от агента Юргена. 

«Добрался я до Новгорода. - писал Юрген, - Поселился, как ты и наказывал, в ганзейской слободе. Живём мы как бы в городе, но одновременно и обособленно, окружив себя широким рвом. 

Здесь всё у нас по правилам, по-честному, всё по уставам гильдий. Единственно, мы не имеем права переселяться за территорию контор, а тем паче - заводить там семью. (Это карается смертной казнью.) 

Старосты выбраны тут из ганзейского купечества. Назначают штрафы, стараются улаживать все конфликты между купцами - нашими и русскими, проверяют товары, следят за уплатой налогов. В конторах вывешивают имена новгородских купцов, с которыми запрещается иметь дела. 

Наших немецких коммерсантов я насчитал здесь двенадцать десятков. Русские покупают у них ткани, соль, цветные металлы, сельдь, вина.

Сам Новгород делится на Софийскую и Торговую стороны. Промеж них протекает река Волхов. Две стороны эти соединяет мост. В первый же день моего прибытия в город я видел, как на упомянутом мосту русские колотили друг друга. Иных кидали в реку. Мне сказали, что новгородцы любят потасовки на мосту. Это у них забава». 

Во втором письме Конрад Вулленвевер прочитал следующее.

«Был свидетелем ужасного бесчинства. Началось с того, что кто-то распустил слух, будто наши в Балтийском море ограбили новгородские суда и что подбил на это паскудное дело некий боярин Данило. 

Того Данилу схватил на торжище кузнец Степанко и, держа, кричал народу: «Разделаемся с этим злодеем!» Люди, стервенея, потащили боярина до веча и там избили, а потом, сведя с веча, поволокли на мост и с него столкнули.

Но на этом не угомонились. Стали звонить на Ярославле-дворе к вечу, и собиралось людей множество, они кричали: «Поколотим немчуру и разорим!» 

Мы же, видя такое дело, даром времени не теряли. Наши люди поспешили к судам с товарами и успели отправить их по реке Волхов в озеро Ильмень. Остальные, и я в том числе, заперлись в слободе, вооружились, спать ложиться боялись. 

Ты за свои ткани, вино и пряности не беспокойся. Их я успел перед  буйством этим новгородским продать. Запросил тройную цену. Всё купил русский боярин один оптом. И сразу же повёз перепродавать куда-то, думаю, в Москву. 

Но продолжаю дальше. 

Толпа, вроде как первоначально обозлившись на немцев, внезапно обратила свой гнев на ещё одного боярина, на Ивана на Иевлича. Разорили его дом и другие дома боярские в придачу. Распалившись, даже монастырь не пощадили. Орали: «Здесь житницы боярские!» И ещё на Людогощей улице разграбили множество дворов, выкрикивая: «Нам враги они!» 

На соседнюю улицу пришли, но там от них отбились.

Потом толпа метнулась в нашу слободу, осыпая её стрелами и копьями - мы закрыли все двери и молились. Смутьяны побродили вокруг и убежали. Одни на Софийскую сторону, другие на Торговую. 

И с того времени возникла между ними почему-то злоба и стала с каждым часом только разгораться. Внезапно весь город всколыхнулся. 

Зазвонили в колокола, и все, с обеих сторон, побежали в доспехах на мост. 

И рубили друг друга мечами, будто в бою, и сталкивали в реку.

Меня тайно отправили наблюдать за этим побоищем. 

Они дрались, наверное, с час. Потом, вижу, вышел со стороны Софийского собора их архиепископ Семеон со священниками. Сам в ризах, с Крестом Господним, а остальное духовенство с иконами. А вслед за ними женщины двинулись, обливаясь слезами. 

И пошёл Семеон по мосту и встал посередине. И, подняв высоко Животворный Крест, стал благословлять обе стороны. 

Тогда дерущиеся, опомнившись, опустили мечи свои, попадали на коленки и стали, рыдая, целовать Семеону ноги. А потом кинулись обнимать и целовать друг дружку. 

Я всё это видел своими глазами. Представьте: люди, которые ещё минуту назад бились смертным боем, уходили с моста, обнявшись, как самые близкие друзья! 

Через полчаса в городе настала тишина. Лавки открылись, торговля возобновилась. 

Я за вырученные от продажи деньги накупил тут лосиных и волчьих шкур, смолу, коноплю и воск. Могу отправляться с ними назад в Кёнигсберг?»

- Да, и немедленно! - Написал своему агенту Конрад Вулленвевер. - И потом снова поедешь в Новгород! Товар туда повезёшь. Бояться тебе, как я понимаю, нечего. Нравы тамошние уже знаешь».