Под удары метронома

Фамилия Маше досталась от бабушки. Эту строгую и властную женщину, которая могла отчитать любого за грязь во дворе и другие проступки, в деревне прозвали «Королевой». И так крепко приклеилось прозвище, что когда стали выдавать паспорта, так и записали – Королева. 

А вот маму девочка не помнила, росла с мачехой. Да только так Анну Ивановну, добрую и ласковую, никогда не звала, и что живёт падчерицей, не замечала. 

«Я родилась в августе 1915 года, - рассказывает Мария Петровна. – Тут революция. Голод. Мама заболела... Тогда явилась дальняя родственница. Помню, эта Матильда всё кулёчки крутила. И взялась за мной присмотреть. Но нужна я ей была для прикрытия. В кулёчках-то было пшено, на которое она выменивала золото».

Узнав об этом, старшая сестра Прасковья, у которой уже было четверо детей, забрала малышку к себе в Петергоф, где работала кастеляншей в детдоме. 

После окончания «восьмилетки» Мария пошла работать на ленинградскую швейную фабрику. Следом туда же устроилась и Прасковья. Первую зарплату, всю до копеечки, Маша отдала ей, а Паня накупила кучу пряников. Такая радость! 

Но длилась она недолго. Прасковью оболгали, мол, сдала целую машину изделий «налево». И только умелый адвокат сумел спасти её от тюрьмы.

Дотошного юриста из немцев подыскал знакомый инженер-конструктор Виктор Роги, тоже обрусевший немец. Именно он подметил на Машиных щеках нездоровый румянец и отправил к врачу. Обнаружили затемнение в лёгком...

Тогда Виктор достал путёвку в Ливадию и сам отвёз девушку туда.

«Конечно, я влюбилась! – улыбается Мария Петровна, вспоминая дни юности. - Мне 16 лет, а тут такой солидный мужчина. Инженер-конструктор!» 

... В тот предновогодний вечер она торопилась в гости. Уже так поздно, а она ещё с Невского не выбралась! Наконец, вскочила на подножку автобуса, и тут чьи-то сильные руки стащили её назад. Виктор!

Новый год они отпраздновали вместе и уже не расставались.

Перед самой войной в Нижнем Ломове начали строить завод для производства снарядов, куда Виктора пригласили на работу. Но не инженером, а переводчиком. Потому что завод возводили специалисты из Германии.

И до сих пор Мария Петровна уверена, что его странная гибель весной 1941 года связана как раз с этим событием.

Мужу внезапно стало плохо. Она хотела бежать за скорой, но тут в дверь позвонили. Вошедший представился врачом из поликлиники. Уложил Виктора, бегло осмотрел. Но откуда он взялся?.. К ночи муж скончался, так и не придя в сознание… 

«Не могу забыть 4 ноября 1941 года, - говорит Мария Петровна. - Я как раз получила на карточки конфеты. Иду домой, смотрю – в обувном магазинчике, что в нашем доме, очередь. «Надо же, – думаю, - война, а люди обувь покупают…»

Толкаться не стала, попросила знакомую продавщицу отложить туфельки. Только поднялась в квартиру - раздались удары метронома. Воздушная тревога!

И тут же дом содрогнулся. Печка заходила, посыпалась посуда, и всё заволокло пылью. От испуга Маша не могла с места сдвинуться. На лестнице крики… В комнату кто-то вбежал… Маша подумала, что её спасать... А когда пришла в себя, оказалось, что пропал  полушубок...

Потом узнала, что бомба угодила прямо в магазин, где ей отложили туфли…

«Сразу после бомбёжки приезжали рабочие разбирать обломки, - вспоминает Мария Петровна. - А погибших забирали, когда стемнеет. Чтобы не травмировать ленинградцев...»

После выселения из аварийного дома она жила у свекрови. Вдвоём с Натальей Осиповной, которой было почти 90, они и встретили блокаду. 

... Поняв, что в городе их ждёт голодная смерть, люди стали рваться на фронт. Пошла в военкомат и Маша с подругами:

- Мы хотим связистками…

- А кто город будет защищать? – Военком вскочил, отстегнул свою деревянную ногу и ударил ею об стол. – Я?! Вы же комсомолки…

И отправил работать на почтамт. Там Маша управлялась с коммутатором, отбивала телеграммы, разносила по домоуправлениям мешки с письмами, принимала переводы. Забегут солдаты, кинут ей на стол адреса и деньги: «Отправь семье!» И бегом в часть.

То и дело вызывали в райком. Надо ломать дома на дрова и отправлять их в госпитали. Надо дежурить во время налёта. Надо!

Когда инструктор Сарычева замечала, что девочки падают с ног, давала немного бобовой муки, из которой делали котлеты, или по стакану сладкой воды.

Ленинград был в ужасном положении. В домах ни воды, ни газа, ни света, ни канализации... Люди почти три года оправлялись прямо во дворах! На растопку шла и старая обувь, и негодная одежда, и, конечно, мебель.

Свекровь отломала ножки у стула, сожгла.

- После войны починим...

Но самое страшное - голод. Что карточки? Крупу почти не давали, а в хлебе половина жмыха...

И снова её спас Виктор. Которого уже давно не было в живых. Перед самой войной он притащил две большие сахарные головы:

- Пригодится. 

И вот теперь у неё был сахар! А за его костюм на «барахолке» она выручила небольшую булку хлеба и 100 граммов сливочного масла.

Как погибал город...

В 1942- м Наталья Осиповна умерла.

Маша вернулась домой, а она… Кинулись — карточек нет.

Вместе с врачом и домоуправшей пошли к соседке, с которой общалась старушка.

Та лежала на кровати без сознания, закутанная в платок Натальи Осиповны. На стуле — карточки Машиной свекрови. 

Ну что её уже привлекать за кражу... 

В городе были бригады, которые обходили дома и забирали таких вот доходяг в госпиталь. Если успевали, то там человека подкармливали, и он выживал. А если нет... 

Свекровь Маша проводила только до грузовика. Крытые брезентом машины ежедневно забирали умерших с улиц и из домов. Однажды Маша видела, как у грузовика лопнула шина, он накренился и на мостовую полетели трупы...

О сестре Маша ничего не знала. Не было сил дойти... А Прасковья погибла. К ней пришёл сын, которого выписали из госпиталя после ранения. Она оставила его дома и кормила на свои карточки. Но на двоих этого было слишком мало…

То и дело Ленинград слушал удары метронома, извещавшего о  налёте. Только в 1943-м полегчало -  зенитные батареи стали лучше перехватывать вражеские бомбардировщики.

Мария работала уже заведующей посылочной базой. Была она на работе и когда услышала по радио голос Левитана:

- Говорит Москва.  ...после семидневных боёв войска Волховского и Ленинградского фронтов 18 января соединились и тем самым про-рва-ли бло-ка-ду Ленин-гра-да!

«Мы все пошли на Дворцовую площадь, танцевали и радовались, - вспоминает она. - Но легче сразу не стало. Война-то ещё шла. Норму на карточки всё не прибавляли... Этого не забыть. До сих пор не могу выбросить хлеб, если «зацвела» булка. Отдаю птицам. А в магазине никогда не беру лишнего хлеба, чтобы не оставался и не черствел». 

Там, в блокадном Ленинграде, Мария познакомилась с Алексеем Сорокиным, офицером контрразведки. А когда в 1946 году его перевели в Кёнигсберг, поехала следом.

«Встретили меня, повезли по Ленинскому проспекту. Дорога была немного расчищена, чтобы машина могла пройти. А вдоль только остовы домов, без крыш, с выбитыми окнами и печными торчащими трубами».

В городе ещё оставались немцы. Они занимали подвалы своих разбитых домов и держались за счёт запасов, ведь устроиться на работу им было непросто.

Как-то Маша познакомилась с Анной. По-русски она говорила, но с акцентом, да и одета была иначе. Оказалось, немка. Когда прошёл слух, что немцев всех поголовно будут репатриировать, принесла Маше в подарок носки. Попросила, чтобы не выдавали, где она поселилась. Ехать ей было не к кому и она надеялась остаться в родном городе. Но потом немка пропала. Вынуждена была всё же уехать или погибла под обломками рухнувшего дома — неизвестно...

В 1949 году Мария и Алексей поженились, у них родилась дочь. До самой пенсии Мария Петровна работала на главпочтамте, а 10 августа этого года, уже в окружении внучек и правнуков, будет праздновать свой 100-летний юбилей!

«Знаете в чём секрет долголетия? - улыбается Мария Петровна. - Не нужно обращать внимание на мелочи. Почаще следовать слову «надо» и жить через «не могу».