Вся жизнь моя — море!

Детство Болеслав провёл в Мариуполе, но началась война и семья эвакуировалась в Приморско-Ахтарск. Где в 1942 году отца, хоть и негодного к строевой, забрали в армию: немцы наступали и на фронт призывали всех подряд.

А Борю со старшим братом Витей и мамой эвакуировали ещё дальше, в Дагестан. Там он работал на винограднике, помогал собирать урожай за хорошую «зарплату»: каждый день мальчик мог досыта наедаться сладких ягод прямо с лозы, а заработанный кусок хлеба относил маме.

Потом перебрались в Казахстан. Боре исполнилось 15 лет и он устроился возчиком на бричку в подсобное хозяйство при сахарной фабрике. Возил местного агронома. Который больше беспокоился не о посадках, а о том, чтобы запастись водой. Ведь поступала она с гор и каждому хозяйству в строго определённые дни отмеряли свою норму кубометров. 

Из эвакуации в Мариуполь вернулись в 1944-м. Виктор, успевший закончить к этому времени школу ФЗО (фабрично-заводское обучение), получил место в паровозном депо. Вслед за ним туда устроился слесарем и Болеслав.

С морем свою судьбу прочно и навсегда Ковтуненко связал в 1946 году, когда перешёл на работу в портофлот, где попал на небольшой катер.

«Мы выполняли разные поручения, - вспоминает он. – Например, в сорок седьмом, когда выдался очень голодный год, нас отправили рыбачить. Улов делили между работниками порта. Чем и спасались».

Следующее судно – минный тральщик в Кронштадте, где рулевой Ковтуненко проходил службу в военно-морском флоте.

Два года его дивизион работал в Финском заливе, очищая воды от мин военного времени. «Как обнаруживали мину, мы её уже не упускали, - говорит ветеран. – Двух матросов сажали на вёсла и они на шлюпке шли к ней. Аккуратно закладывали заряд - и «бегом» подальше. Сто гребков - и взрыв». 

Правда, скоро эту тактику признали опасной. И чтобы не рисковать жизнями в мирное время, приказано было расстреливать мины из пушки. Да не тут-то было! Бронебойному снаряду рогатую злодейку взять непросто: насквозь прошьёт, а она целёхонька! Так и мучились, пока не разрешили применять фугасные снаряды. Тут уж дело пошло споро. И за одну навигацию их тральщик уничтожил порядка 25 мин. За каждую, кстати, экипаж получал по 25 рублей премии!

После демобилизации Ковтуненко направили в Калининградскую область, в Управление экспедиционного лова. Но сначала нужно было отучиться на курсах штурманов малого плавания в Мамоново. Вот тогда в 1954 году он впервые и побывал проездом в молодом Калининграде.

«Помню, что одну ночь мы с попутчиком, с которым я познакомился в поезде, ночевали в Доме офицеров на улице Кирова, - рассказывает Болеслав Лукич. – Я ж военный моряк! Тогда и побродили немного по городу. Интересно… На Клинической, например, дорога у немцев была выложена деревянной брусчаткой. Ведь здесь находился госпиталь. Вот и позаботились, чтобы больных не беспокоил шум от гужевых повозок, которые гремят по булыжнику». 

Получив диплом судоводителя, Ковтуненко стал вторым помощником капитана на СРТ и ушёл в свой первый рейс в Атлантику. А вернувшись, привёз из Мариуполя невесту со сказочным именем Купава. В 1956 году они сыграли свадьбу.

В середине 1960-х Ковтуненко уже в должности старпома попал на РТМ «Альдерамин», на котором ходил капитаном знаменитый калининградский рыбак, Герой Социалистического труда, Иван Иванович Алексеев.  

«Очень хороший человек, - вспоминает Болеслав Лукич. - Многому меня научил. Но ему понравилась и моя хватка рыбацкая. Он меня «зажал», мол, я уйду с корабля, а ты будешь здесь капитаном».

Так и получилось. Именно на «Альдерамине» Ковтуненко впервые поднялся на капитанский мостик в звании «кэпа», как на английский манер экипажи зовут капитанов. 

Следующее судно — БМРТ «Лев Толстой». На нём ходил в море пять лет и на нём же в 1976 году заработал орден Трудового Красного Знамени: его экипаж первым в Калининграде «перешагнул» стотысячный улов (добыл 102 тысячи центнеров рыбы за рейс).

У Болеслава Лукича много трудовых званий -  ударник коммунистического труда, отличник соцсоревнования рыбной промышленности. Он награждён знаком Почёта и медалью за доблестный труд. Но случился в его жизни и рейс, за который было впору вручать уже военную награду.

Вернувшись из очередного рейса на БМРТ «Станюкович», Болеслав Лукич по обыкновению ничего об этом случае не рассказал ни жене, ни дочери Светлане. А что тут говорить? Плавали-ловили. А на самом деле...

В 1973 году советская рыбная промышленность принялась осваивать новый район промысла. Несколько калининградских судов отправили к берегам Чили. А вслед за ними на разведку рыбных мест прибыл и поисковик «Эклиптика».

Однако многие восприняли это, как начало политической акции: советские рыбаки прокладывают дорожку, по которой подтянутся и военные корабли…

«11 сентября мы как раз пошли на выгрузку в порт Вальпараисо, - вспоминает те тревожные дни бывалый капитан. - Навстречу наш траулер «Хрусталь». «Как обстановка?» - спрашиваю. «Нормально». Встали мы на якорь. Запросили по радио берег. Тишина... В самом порту непривычно тихо. На причале никого, только взад-вперёд снуют военные машины. Снова запросили порт по радио. Тогда с берега и пришла команда прекратить всяческие переговоры, потому что радиообмен запрещён».

Заметив у причала советский корабль, Ковтуненко попытался узнать, что происходит. Но тамошний капитан категорически отказался нарушать приказ и никаких пояснений не дал.

На следующий день показалась подводная лодка, медленно обошла «Станюкович». А затем судну было приказано якорное место не покидать. В результате экипаж заблокировали на рейде — и на берег нельзя, и в море не выйти.

Судов под флагами других стран эта блокада не касалась, их исправно  обслуживали и разгружали. Советские же корабли томились в ожидании. На борту кончалась вода, а впереди – только неизвестность. И днём и ночью в городе была слышна перестрелка. Поэтому на судне задраили все иллюминаторы и на палубу без крайней надобности не выходили.

Как только представилась возможность, закрытой связью сообщили в Калининград о происходящем. Вскоре на судно ворвались военные. Размахивая пистолетами, они стали добиваться, с кем ведутся недозволенные переговоры. Кое-как их успокоили: со своими судами на промысле и чисто на производственные темы.

Ситуация накалялась. И в следующий раз начальник радиостанции отказался отбивать радиограммы: «Не хочу я в тюрьме сидеть!» Ковтуненко потребовал радиожурнал и написал приказ, чтобы вся информация в порт приписки судна передавались немедленно. Больше радист ослушаться не решился.

Возмущённый произволом, Ковтуненко выслал протест губернатору порта Вальпараисо. Пожаловался на незаконное вторжение и пригрозил, что если такое повторится, он будет считать это захватом корабля и информирует правительство Советского Союза!

Единственным источником новостей всё это время был представитель чилийской компании, которая вела дела с нашим Минрыбхозом. Он и рассказал, что в стране переворот. А потом принёс ещё одну плохую весть – исчезли моряки с «Эклиптики».

Дело в том, что незадолго до этих событий наш поисковик налетел на мель. Часть экипажа отправили на Родину, а 13 человек во главе с капитаном остались вызволять судно и их разместили в гостинице.

«Мы подняли шум, - говорит Болеслав Лукич. - Где наши моряки? Отвечают: «В гостинице». Мы поехали вместе с представителем Министерства искать ребят. А нас в комендатуру. Потом запретили покидать порт под угрозой расправы с экипажем». 

Но Ковтуненко не отступил. Снова потребовал доставить советских граждан на советское судно. И чилийцы сдались. 

Оказавшись на «Станюковиче», освобождённые рассказали, как всё это время их держали в трюме старого корабля, как их избивали за малейшее неподчинение.... И что каждый день они слышали выстрелы и крики.  

... Если бы в дом случайно не попала книга с воспоминаниями из морского дневника одного из членов экипажа, любимые женщины Ковтуненко так никогда бы и не узнали о том, что ему пришлось пережить в Чили...