От звонка до звонка

Впервые о Кёнигсберге Лида услышала ещё в Вязниковском педучилище (Владимирская область) от старенькой преподавательницы биологии, которая с упоением описывала цветущий рай, здешние парки и чистые пруды. 

По распределению двадцать выпускников направили работать именно туда. Но Лиды Былиной в списках не было. А так хотелось посмотреть мир!

Пошла в дирекцию:

- Отправьте меня в Калининград!

- Не боишься? Там ещё немцы живут... По лесам всякие блуждают...

Возможно, хлеба по карточкам людям не достаётся. Да разве её напугаешь? В войну на маминых плечах было пятеро детей. Картошку с огорода съедали уже к Октябрьским праздникам (годовщина революции – прим. авт.). Потом спасались корой деревьев, лебедой, засушенными грибами и ягодами. А война кончилась – ввели карточную систему. Только по талонам хлеба неделями не было...

В начале августа 1947 года Лида сошла на станции «Калининград» с 500-го «весёлого» поезда. Раньше в этом товарняке возили солдат, а теперь переоборудовали его под пассажирский для переселенцев. За трое суток дороги Лида подружилась с девчатами, и они договорились попасть в одну школу.

«Сгрузили нас у вокзала – у нескольких деревянных палаток, - вспоминает Лидия Константиновна. - Потому что само здание вокзала было разбито и огорожено. Привезли в школу-интернат №3, на неделю поселили прямо в будущих классах».

Город... Да, обугленные дома, камни, разрушенные мосты. Но если дома уцелели – то поражали лепниной, барельефами, изображениями животных, бытовыми сценками. Подъезды выложены разноцветной глазурованной плиткой, как во дворцах!  Брусчатые мостовые словно полированные – камешек к камешку.

И величественный замок. Сверху разбит, а у основания стены крепкие, все в розах. Три памятника вокруг него – канцлеру Бисмарку, кайзеру Вильгельму I и королю Фридриху Вильгельму I.

«И до сих пор помню запах флоксов, которые были повсюду», - рассказывает Лидия Константиновна.

Но город был ещё чужой. Говорили, что в многочисленных подземных ходах прячутся уцелевшие фашисты. Поэтому выходить по одному не разрешали. И воду пить из уличных колонок было нельзя.

Немцы, которых они видели, вызывали не страх, а жалость: запуганные, измученные, несчастные женщины, дети и сгорбленные старушки. Которых часто вышвыривали из магазинной очереди: «Что, немецкая нечисть? Буду я ещё после вас стоять!» 

Подлежащие выселению кёнигсбержцы пытались продать свой скарб или обменять вещи на продукты. «Куда ни пойдёшь – стоят в ряд, - говорит Лидия Константиновна. - В руках перины, подушки, изящная посуда, будто из музея. Отдавали за бесценок. Нам было нужно всё. Ведь мама прислала меня в зиму с байковым одеялом да подушечкой-думкой. Но купить не могли – у самих лишней копейки не было». 

Девушки получили направление в Ушельксненскую семилетку (позже Заветинская школа). Добрались до Инстербурга (Черняховска), потом ещё 30 км до станции Грюнхайде (Калужское) по тильзитскому направлению (на Советск), где их встретил директор Иван Игнатьевич Миронов. И ещё километра четыре пешком.

Школы, конечно, никакой не было. Под неё в срочном порядке приспосабливали бывший дом юнкера (прусского помещика), а учителям было велено провести перепись учеников.

«Директор объявил аврал, чтобы открыть школу к 1 сентября, -  говорит Лидия Константиновна. - Рабочие кое-как застеклили окна, поставили двери. Сколотили из неотё-

санных досок классные доски. Мы собирали по заброшенным хуторам столы, табуретки, стулья. И тащили в школу... Жили все в одной комнате. Спали на сбитых на скорую руку топчанчиках по двое. И хорошо, а то бы я под своим одеялком замёрзла до смерти!»

Учеников набралось всего человек сорок. В старших классах - по 3-4 переростка всего на год-другой младше учителей. Да и в начальные набрали 14-летних. Почти все - голодные, разутые, раздетые. 

Каждой учительнице приходилось помимо своего предмета вести физкультуру, рисование, пение или черчение. Электричества не было. Даже керосиновых ламп не было. Девушки наполняли гильзы соляркой, которую выпрашивали у трактористов, вставляли фитиль и поджигали. И полночи писали свои планы. Утром встанут, а у всех под носом черно от копоти. Учебник - только у учителя. Вместо мела известь. А ею разве напишешь...

«Первые годы были самые трудные, но и самые лучшие! - говорит Лидия Константиновна. - По вечерам собирались у печи, пели. Однажды взяли гитару поиграть аж в Черняховске. А я её уронила и гриф сломался. Повезла ремонтировать, а когда вернулась, девчонки выдали: «Накинув плащ, с гитарой под полою, Былина двинулась на Верфен офт...» Это разъезд так ещё назывался.

Организовали ученический хор. Стали давать концерты для населения. Нашли гармониста и стали устраивать танцы. Читали  лекции для родителей. За это колхоз каждый день выдавал нам по ведру парного молока. А лепёшки пекли сами прямо на раскалённой немецкой плите».

Вместо Миронова, которого забрали на работу в райком партии, назначили нового директора. И по секрету шепнули:

- Александр Михайлович Хитров.  Фронтовик. Окончил Ленинградский учительский институт. Молодой. Холостяк...

Уроки в тот день пролетели! Торопясь в Инстербург, девушки сократили их до нельзя. «Разоделись, кудри навили и поехали встречать его всем коллективом. А вышел... Батюшки!» - всплеснула руками Лидия Константиновна.

Увидев молоденьких учительниц, директор, ещё ни дня не работавший в школе, разволновался. И у него, контуженного и  израненного, перекосило лицо. И старый совсем. 28 лет!

- Неужели же кому понравится? - сказала Лидочка подружке.

- Не плюй в колодец. Пригодится воды напиться.

- Уж только не мне!

Но ухаживать он стал именно за ней. Был умён, начитан. И в 1951-м они поженились. 

В 1952 году Хитровы перевелись в Бережковскую семилетнюю школу. Оба заочно закончили Калининградский пединститут. Лида – филологический факультет. И стала преподавать русский язык и литературу. 

Потом мужа пригласили в Черняховск заведующим РОНО, а она стала завучем в Маёвской семилетке. В 1959-м переехали в Правдинск, где муж стал замредактора газеты «Верный путь», а она  инспектором РОНО. Но школу не бросила, работала в вечерней. 

В Правдинске вместе с ребятами Лидия Константиновна Хитрова взяла шефство над памятниками погибшим советским воинам. По праздникам возлагали цветы, а по будням искали родных.

Военкомат каждый раз выдавал ей увесистую пачку адресов. И ребята писали матерям, жёнам и детям, рассказывали, что их родной человек лежит в земле бывшей Восточной Пруссии, посылали фотографии памятников, приглашали навестить могилу. И люди приезжали. С Кубани и Алтая, из Сибири и с Кавказа, из Крыма и Армении. Жили в специальной комнате, которую выделила школа-интернат. А потом возвращались домой, увозя с собой пригоршню земли в мешочке с могилы сына, мужа или отца...

В 1961-м году Александр Михайлович умер и Лидия Константиновна  перебралась в Калининград. Работала воспитателем в школе-интернате №3, потом учителем в 42-й, 29-й и 46-й школах. «В новой тогда 29-й школе я проработала почти 18 лет. Ходила пешком со своей Коммунистической. Это сейчас тут новый микрорайон, а тогда - поле в рытвинах и канавах. Вот через них и прыгала и летом, и зимой. В гололедицу падала с сумками, набитыми тетрадями. А знаете, какие увесистые томики Есенина?»

До сих пор Лидия Константиновна хранит дома тетрадки. Например, Игоря Савостина, который получил золотую медаль в 32-й школе, но девять лет учился у неё в Правдинске. И благодарна своим медалистам - Нине Ольгиной, Лене Рыбцовой, Гале Кустовой, двум Димам – Колтыгину и Урбанчику – за то, что впитали все её знания, за то, с каким пристрастием учились.

Воспитала двоих сыновей. Оба офицеры, закончили академию - старший полковник ракетных войск, а младший подполковник военно-воздушных сил.

Сама же стала Отличником народного просвещения Российской Федерации, была награждена медалью «За трудовую доблесть». Ведь трудовой стаж у Хитровой - 56 лет!

Сегодня, перебирая фотографии, называет по фамилии почти каждого выпускника. Вот они ещё малыши и она встречает их 1 сентяб-

ря. А вот снова они же с букетами цветов, но теперь уже на последнем звонке.

«В 1947-м я приехала сюда навсегда, - говорит Лидия Константиновна. - Всё здесь стало моим».