В тот декабрьский день 1952 года счастье Маши стало абсолютным. Её приняли на работу почтальоном, а ещё решился квартирный вопрос: коллега взяла пожить в свою семиметровку.
Туда Маша и торопилась теперь со всем своим богатством — соломенным матрасом да куклой
Юлия ЯГНЕШКО
«Мне было 16 лет, - вспоминает Мария Яковлевна Овчинникова. - Я только-только приехала в Калининград».
А родом она из-под Воронежа, из посёлка Коротояк, что на берегу Дона. Но с ним, увы, связаны горькие воспоминания…
Спала под столом
«Перед самой войной отец поставил новый дом, - рассказывает наша героиня. - Родители как раз переселялись, когда мужики, возвращаясь из райцентра, принесли новость: «Яков Иваныч, война...»
Папу призвали на фронт, а мы остались с мамой: брату восемь лет, мне — почти пять, да сестра-малышка».
Летом 1942-го в районе Коротояка начались ожесточённые бои, и наши солдаты два месяца сдерживали врага, не давая ему бросить все силы на Сталинград.
«Когда стали фашисты подходить, люди, кто мог, перебрались через Дон, ушли в тыл к нашим, - говорит Мария Яковлевна. - А нам как? Вот и попали под оккупацию».
Ей запомнилось, что гитлеровцы в чёрной форме страшно гремели сапогами, подкованными металлом. Как забрали у мамы корову. А животинка удрала от них и вернулась!.. Её угоняли ещё дважды, но она снова приходила домой.
«Думаю, что немцы стали бесчинствовать, и однажды мама подняла нас ночью, спустила во двор через окно и увела в яры, такие большие овраги, - вспоминает Мария Яковлевна. - Сколько мы там прятались, не скажу. Потом облава. Людей нашли, собрали и погнали в Острогожск, в лагерь.
Мама несла сестру. Мы с братом шли рядом, держась за её подол, боялись отстать. Наконец, привал. Но пока туда добирался хвост колонны, где мы двигались, привал уже кончался и полицаи всех поднимали...»
Поэтому 18 километров пути показались девочке вечностью. А лагерь — адом. Хвосту колонны угнанных опять не повезло. Людям не хватило места на нарах. И Машенька спала на полу под столом, мучимая постоянной лихорадкой от холода.
Но места быстро освободились - фашисты расстреливали даже за то, что человек старый, больной и не может работать…
«Взрослых заставили копать ямы. В них сбросили целую гору убитых», - говорит пожилая женщина. Потом резко замолкает, смотрит в себя и произносит: - Извините, не могу больше... Столько лет прошло, но как вспоминаю... Я поэтому и кино про войну не смотрю».
В новый край
Заключённых освободили в начале 1943 года наши войска.
Анна Петровна с детьми вернулись домой. На пепелище. Ни их дом, ни какой-нибудь другой в селе не уцелели.
«Нам дали волов, чтобы ехать за древесиной и отстраивать дом. Брат кричал на них, стегал, а они лягут и лежат - не поднять… Наконец, поставили первые четыре столба. Мама перекрестилась: «Слава Богу, в своих углах!..»
Но это уж после. А первым делом мы постарались посадить огород. Без него ведь не выжить. Люди тогда были очень добрые. Вот имелся у кого кукурузный початок, так семена делили на всех.
А папа погиб. Под городом Грязи в Липецкой области. Ему было 32 года... После войны пришёл его товарищ, отдал маме отцовский котелок».
Может, и поэтому Анна Петровна решила уехать. Попыталась завербоваться в Калининградскую область, но её не взяли: работница одна, а ртов при ней вон сколько…
И всё же они перебрались в новый край в 1948-м, когда подруга прислала вызов (долгие годы свободный въезд в Калининградскую область запрещался, - прим. авт.).
Оказались в посёлке Тургенево Полесского района. Мама с братом работали в колхозе имени Кирова, а 13-летняя Маша пошла в няньки.
Так, в няньках, попала и в Калининград. По знакомству сумела оформить паспорт, поработала в тресте зелёного хозяйства, и в 1952 году устроилась почтальоном на главпочту на Большой Почтовой (сегодня это улица Космонавта Леонова, - прим. авт.).
С толстой сумкой на ремне
Кадровичка с сомнением посмотрела на худенькую девочку:
- Не донесёшь ты сумку…
Но на испытательный срок взяла.
Сумка у почтальонки, как называли девушку жители, действительно тяжеленная — письма, газеты, конверты, журналы.
Газета «Калининградская правда» - почти в каждую квартиру. Дважды в месяц - «Блокнот агитатора». С материалами, рекомендованными партией. Чтобы народ знал, как сплотить коллектив или какие шаги предпринимает Пекин на международной арене.
«Почтовых ящиков на первых этажах в подъездах ещё не ставили, на квартирах тоже не вешали. Двери не запирали. Открою, газету в коридор брошу и иду дальше.
Мне дали 2 участка. Первый у кинотеатра «Заря». Я быстренько всё разнесу - и в кино. А второй возле школы № 1, кусочек Красной, Енисейская, Коммунальная.
Как-то на Каштановой аллее нашла в двери записку: «Маша, постучи». Постучала. Вышла женщина, накормила меня и потом частенько подкармливала.
А однажды к какому-то празднику мне подарили... чулки! Представляете, контурная пятка, стрелка на всю ногу… Я их и не носила. Всё берегла».
И вспоминает, как девчонки её поколения натирали мелом парусиновые тапочки, чтобы понаряднее. Как иногда пробирались в парк Калинина задворками, чтобы не платить за вход на танцплощадку: босиком по канавам, помоют ноги в ручье, обуют «парадные туфли» и кружатся в вальсах.
Но в парк бегали редко. Привычнее танцы под гармонь на пятачках. Маша с подружками ходила на пересечение Окуловской и Старорусской (это рядом с улицей Красной).
И воры были сознательные!
От главпочты Маша получила первое собственное жильё - крохотную комнатку.
«Я растрезвонила всем. Весь город знал! И стали мне помогать. Сосед, хороший дядька, купил для меня у военных узенькую кровать и простыни. На одну я набила узоры трафаретом. Получилось покрывало.
Бабушка-вахтёрша из сельхоз-школы на Каштановой аллее дала тумбочку. Один врач — столик. Откуда-то взялись две табуретки. Вот у меня и мебель!»
А параллельно девушка ещё училась в школе. Занималась по вечерам в семилетке №23, которая в 1950-х располагалась в здании бывшего анатомического музея Кёнигсбергского университета на Каменном Валу (теперь это ул. Генерала Галицкого, - прим. авт.).
В 1955-м Маша перешла на работу в отдел перевозки почты, который находился возле Южного вокзала.
«Нас ещё возили разбирать черепицу на сараях, чтобы покрыть там крышу.
Потом образовался зоновый узел почтовой связи. В трудовой книжке названия и должности менялись за 45 лет не раз, а стол у меня оставался тот же.
Трудилась сопровождающей. Развозила и собирала почту по отделениям. Понадрывалась тогда. Знаете, какие тяжёлые посылки со швейными машинками? Да ещё в ящиках из неструганных досок… А шили тогда все!
Когда вышла замуж и уже была беременна первым сыном, меня перевели на работу полегче - на сортировку корреспонденции.
По всему городу письма-открытки собирают, высыпают в кучу на стол, и мы разбираем. Бывало и по 100 кг! Каждое послание надо уложить на определённую полочку. А индексов до 1970-х не писали. И мы наизусть знали, к какому отделению относится улица или её участок, если речь, к примеру, о длинном проспекте.
Я сортировала «область». И вот, допустим, указано: Сосновка. А район не написан. Посёлков с таким названием в нашей области - полстраницы в справочнике. Иногда выручала горсправка, если имя, отчество и фамилия полностью написаны. Или просто посылали во все Сосновки по очереди».
Из гор корреспонденции нередко выуживали документы. Их скидывали в почтовые ящики «сознательные» воры, после того, как распотрошат сумку или портмоне. А почтовики отправляли паспорта и пропуска в стол находок.
Человек, забирая свой документ, думал, что его нашёл случайный прохожий...
* * *
О том, как исправно она трудилась на почте, Марии Яковлевне напоминают медали победителя соцсоревнования 1975 года, Ветерана труда и награды к юбилеям Калининграда и области.
«Позже появилась у нас машина для сортировки писем, - говорит она. - Но кто-нибудь вдруг пошлёт в конверте перстенёк, монетку или ключ. И машина выходит из строя. Человеческие руки надёжнее».