Накануне 75-летия образования Калининградской области «Гражданин» решил напомнить, с чего начиналась новая история нашего города. Чтобы удивиться, каким он стал теперь.
Итак, рассказывают первые переселенцы
Юлия ЯГНЕШКО
Первое впечатление почти у всех прибывших было гнетущим: поражали масштабы разрушений.
Дмитрий Васильевич Ершов: «Это не город, а что-то невероятное. Такая разруха! Пока нас везли от вокзала в контору «Балтгосрыбтреста», автобус несколько раз проезжал прямо через середину обрушенных домов».
Серафима Даниловна Кошевник, учитель: «Помню, в первый раз еду на трамвае. Прислонилась лбом к стеклу, а сама слезами обливаюсь. Среди развалин торчат одинокие трубы, да кое-где деревья виднеются. Что же пережили здесь люди?..
Школа не отапливалась. На уроках мы сидели в пальто. У учеников чернила замерзали. Но город оживал. Мы с учениками на субботниках высаживали деревья возле кинотеатра «Родина».
Анатолий Константинович Птицын, 1945 год прибытия: «Повсюду воронки от снарядов, груды кирпичей, трупы, мосты взорваны, через них только тоненькие досточки проложены. Вот мы по ним на карачках и ползли».
Зинаида Ивановна Леонтьева:
«Родители завербовались на стройку в Калининград. Прислали вызов. В октябре 1948-го мы с сестрой приехали... и обалдели. Пешком добирались от вокзала через весь город в конец Комсомольской. Перешли два мостика через Прегель. А Комсомольская!.. От Центрального парка до Карла Маркса — только развалины. Мы с Машей хотели уезжать немедленно! Я целый год плакала, но потом так и осталась».
Ольга Андреевна Осокина: «По городу страшно было ходить. Сверху сыпались кирпичи, а развороченные крыши жутко гремели железными листами. Город выглядел безлюдным. По ночам, казалось, вымирал. Но на демонстрациях собирались толпы народу! Откуда брались?
Выйду на улицу, а под стеной дома труп. Это немцы умирали от голода. Одна немка говорила, что она актриса. Ходила опухшая, но шипела: «Русиш швайн... Нихт арбайтен!» Мол, русские свиньи, работать на вас не буду. Так и умерла от голода...
Продукты давали по карточкам. Если продукты в магазинах кончались, карточки могли пропасть. Одежду покупали на «толкучке», на нынешнем Центральном рынке.
Беда была с дровами. Муж принёс багор, и я ловила им брёвна на Преголе.
А когда ЦБК спускал в реку отходы, угорь поднимался к поверхности. Люди обмажут руки в глине, чтобы не выскользнул, хватают и бросают на берег».
Другие вспоминают, как здесь было красиво: дома, похожие на теремки, огромное количество деревьев и цветы среди развалин.
Екатерина Николаевна Жогова, приехала в 1945-м: «Буквально весь город утопал в цветах. И это на фоне развалин и трупов...»
Любовь Александровна Медетенис: «На многих окошках стояли цветы, перед каждым домом свой садик. Особенно поразили пионы: никогда не видела таких!»
Иван Петрович Петухов, 1947 год прибытия: «Сад у дома огромный - с яблонями, вишнями, сливами. В Кировской области яблони не растут. Первое время мы яблок не могли наесться. А весной пионы расцвели. Мы таких красивых цветов никогда не видели и называли их «райскими цветами».
Дороги были асфальтированы. Детвора по ним босиком бегала, и пятки отбивали так, что ходить не могли».
Галина Фёдоровна Кудрявцева, в 1952-м работала акушеркой: «Город был таким цветущим, что жутких руин сначала не заметили. Меня поселили в особнячке у Хлебного озера (ныне «Поплавок», - прим. авт.). Двери мы не запирали. Замков не было! И купить их было негде. На площади универмаг работал. На первом этаже нынешней городской администрации. Отделы маленькие - еле продавщица помещалась. А верхние этажи были разбиты».
Так всё начиналось
Леонид Павлович Корзун: «Первое, что озадачило, – нет воды. Нашли в каком-то подвале. Там кровати стояли, а на них под истлевшими одеялами останки наших солдат… В 1948 году такие находки были обычным делом.
Удивило множество бассейнов с прямо-таки лазурной водой. Дно некоторых городских озёр было выложено цветной плиткой.
Каждый кусок земли как-то использовался: палисадники, грядки, из-за которых чуть не дрались. На руинах росли картошка, огурцы, помидоры. Держали свиней, кур, кроликов. За счёт этого и выживали в послевоенные годы.
Я работал в торговом порту. Машина меня туда один раз отвезла и больше не пришла. Люди не знали даже, в какую сторону идти: улиц нет, везде брошенные танки, пушки, обломки самолётов, человеческие кости. Подсказали нам, чтобы ориентировались на краны.
Люди добирались пешком или на попутках. Денег за это не брали.
Калининград напоминал молодую Америку. С надеждой на лучшее сюда съезжались завербованные, бежали бывшие полицаи, власовцы, уголовники».
Выселение. Кёнигсберг исчезал
Тадий Зитлинович Андрющенко, приехал в 1947-м: «Я думал, что это Европа, а тут всё развалено... Нам совсем не так расписывали. Говорили, что много памятников архитектуры, все дома благоустроены, потому что остались от немцев. Что немцев выселили, а на самом деле их здесь насчитывалось очень много».
Сафар Гимадиевич Гильмутдинов, Почётный работник рыбной промышленности: «Некоторые немцы отчаянно сопротивлялись, не хотели ехать и упрашивали солдат: «Мы выучим русский язык! Мы будем жить по вашим порядкам!» Но их всё равно выселяли. Советским солдатам помогать немцам не разрешалось. И женщины сами тянули пожитки на грузовик — и одежду и швейные машинки. Некоторые, закрывая двери дома, целовали стены… Ребята всё же помогали загружаться, но на этом сочувствие кончалось. Мы их ненавидели. Они столько людей убили...»
Александр Андреевич Котов, в 1948-м - механик Неманского речного пароходства: «Мы возили рыбу с залива на рыбзавод в Пайзу и Циммербурде (теперь город Светлый). Ходили в Калининград с литовской картошкой в трюмах. У Деревянного или двухъярусного мостов нас поджидали. Пока мос-
ты разводят, старушка и попросит: «Сынки, картошечки бы...» Конечно, бросали ей мешок.
Кёнигсберг исчезал навсегда. К домам подкатывали «студебеккеры». Немцам давали два часа на сборы и увозили на вокзал. В покинутых квартирах можно было брать любые вещи и даже их занимать».
Рождался Калининград
Людмила Николаевна Зазуля, ветеран военторга: «Нас водили на восстановление Ленинского проспекта. Натаскались мы кирпичей! Сначала убирали их с трамвайных путей. Перебрасывали за остатки стен домов.
А когда кирпич понадобился на стройках, вытаскивали оттуда и сортировали. До холодов каждому давали задание отработать 200 часов».
Алексей Николаевич Талызин, с ноября 1952 года управлял трестом зелёного хозяйства: «Пришлось прятать следы войны. Деревья пострадали от снарядов и пуль. Первым делом запломбировали цементом раны. Занялись восстановлением палисадников и теп-
лиц на Алябьева, Зоологической, Яналова, Димитрова. Следили за немецкими фруктовыми садами. Снимали большие урожаи, но девать их было некуда...»
Михаил Алексеевич Зотов, строитель: «Осенью 1948-го я вышел на станции «Калининград». Барак, служивший вокзалом на товарной станции, произвёл впечатление – там всё смешалось: толпы людей с мешками, ящиками, дети, старики, мелкая живность...
Сначала строймастером, а затем прорабом восстанавливал Южный вокзал. Намучился. Только придёт пополнение рабочих, как милиция забирает: вместе с завербованными сюда бежали преступники.
Здание вокзала стояло разгромленным: стеклянная крыша дебаркадера в дырах, тоннели завалены. Зато в подвалах - изящная посуда, хрусталь, оружие.
Стали готовиться к сдаче объекта. Поставили скульптуру Ленина в зале. Но убрали. Он, словно швейцар, «зазывал» к дверям ресторана. А переставишь на другую сторону — вроде как выпроваживал из молодого советского города...»
Иван Терентьевич Ковтанюк, служил в пожарной команде Балтийского района: «Дорог в городе не было. Все жители от мала до велика разбирали завалы. Мы пос-
ле дежурства ездили на площадь Победы. Чистили здание будущего КТИ (теперь КГТУ, - прим. авт.).
Я всё думал, сколько же понадобится лет, чтобы всё восстановить? А вот, стоит город!»