Мария бросилась в колосья, прижимая к себе малышку и изо всех сил волоча за собой старшую, трёхлетнюю Анечку. А немецкий самолёт уже выходил на второй круг. Он летел так низко! Казалось, сейчас скосит крылом и рожь и убегавших людей. Снова застрочил пулемёт, и молодая женщина упала, прикрыв телом детей…
Юлия ЯГНЕШКО
«Это страшное время никогда не сотрётся из моей памяти, - говорит Анна Антоновна Кузнецова. - Мне не забыть, как мама сказала, что началась война, как она рыдала...»
Заветное колечко
Всех мужчин из деревни Скрябинки Червенского района Минской области сразу призвали на фронт. В том числе и папу Анечки, Антона Иосифовича Замжицкого.
Когда шли на пункт сбора, все вокруг плакали, а Анечка была счастлива. Ведь папа нёс её на руках, целовал и даже дал кусочек сахара! А рядом были все родные – мама с новорожденной сестричкой на руках и старшие братья, Людвиг и Ваня.
Но колонна призывников не дошла даже до районного военкомата. Неожиданно появившиеся фашисты взяли новобранцев в плен и посадили за колючую проволоку в поле.
Мама, Мария Гвидоновна, несколько раз навещала мужа. Её и других женщин отгоняли от ограждения, травили собаками, но они всё равно приходили, совали заключённым узелки с едой.
Отец попросил принести ему кольцо. Хотел дать полицаям, как делали многие, чтобы его отпустили. Ведь люди были согнаны без учёта: одним меньше, одним больше — кто там считает?!
И Мария в следующий раз принесла своё обручальное кольцо.
В лагере к тому времени уже свирепствовал тиф и муж её тоже был болен. Он так обессилел, что кошелёчек, куда хотел положить колечко, расстёгивал зубами, пальцы уже не слушались...
А в следующий раз вместо лагеря Мария нашла пепелище… Немцы сожгли заключённых заживо… Не казнили, нет. Просто так боролись с инфекцией...
Спасение в лесу
Потом в их деревню вошли фашисты.
«Я помню, как мы бежали прятаться в лес. Мама держала сестрёнку в одной руке, а меня волочила другой. 8-летний Людвиг и 6-летний Ваня бежали рядом. А немецкий лётчик нас расстреливал, - рассказывает Анна Антоновна. – Мы падали в высокую рожь, а он делал круг и возвращался… Когда мы добрались до леса, кто-то сказал: «Мария, посмотри, что с Аней...» Я была белая от ужаса и не могла говорить. Мама влила мне в рот вонючей болотной воды. Как будто и сейчас чувствую её вкус...»
В Скрябинках фашисты не задерживались, опасаясь партизан из окрестных лесов и болот. Забирали, что требовалось армии, и уходили. Сначала лошадей, потом скотину, потом брали всё подряд. Поэтому мама съестное в доме не держала. В сундуке хранила немного зерна, а остальное где-то зарыла.
Однажды немец сунулся в сундук, зацокал одобрительно. Хотел было вычерпать зерно решетом, да сразу уткнулся в дно. Глянув на детей, бросил решето. Не решился забрать последнее.
За связь с партизанами
Прятаться Замжицким нужно было всегда. Потому что мамины сестра и брат помогали партизанам. Франек был краснодеревщиком и делал для них лыжи, ремонтировал ружья. А Янина и вовсе ушла в отряд.
Даже малейшее подозрение в связи с партизанами могло навлечь жестокую расправу.
Когда людей из соседней деревни Ачижа, прятавшихся в лесу, нашли, всех согнали в большой сарай и сожгли заживо... В том сарае погибла и мамина сестра Сабина с детьми…
Поэтому у мамы всегда наготове был узел с подушкой и буханкой хлеба. И как только фашисты подходили к Скрябинкам, она хватала детей, узел, и бежала в лес. Бывало, что по нескольку суток они сидели в землянках. Костров не жгли, выходили только по нужде, да и то не всегда.
«Однажды к нам в дом в Скрябинках заскочила тётя Янина, - рассказывает Анна Антоновна. – С автоматом, в форме. А я была на улице. Тут кричат: «Немцы!» Я побежала их предупредить. Но в лес уходить было уже поздно. Мама подняла несколько половиц, и тётя закатилась под пол».
Только успели уложить доски, как ввалились фашисты:
- Матка! Яйка? Кура?
- Нихт, нихт, - качала головой мама.
Один фриц поднял половицу, но ничего не увидел, тётя лежала, сжавшись в комок...
Но вскоре гитлеровцы явились к бабушке. Как потом рассказали соседи, она вышла им навстречу с маленьким сыном Яни на руках. Немец что-то резко говорил, а она всё умоляла: «Паночки… Паночки…»
Фашист велел идти в дом, но только женщина повернулась спиной, как выстрелил ей в затылок. Она упала. Мальчик всё ползал по её телу, открывал ей глаза, пока фашист не убил и его…
Тела затащили в дом, облили стены бензином и готовились поджечь, когда прибежал Стась, младший брат Марии. Третий выстрел достался ему…
«Помню, как мама взяла сестрёнку на руки и мы подошли к окну: «Деточки, смотрите! Бабушку нашу жгут…», - уже не в силах сдержать слёз, говорит Анна Антоновна. – А когда всё кончилось, она пошла туда. Собрала косточки в ящичек и похоронила…. А чьи это были косточки и не знала: под полом у бабушки хранилась солёная свинина…»
О людях и нелюдях
Дом у Замжицких был новый, просторный. Поэтому, бывая в деревне, фашисты всегда останавливались у них. Офицеры разворачивали на столе свои карты, что-то обсуждали, потом начинали есть.
«Солдатик открывал им банки с тушёнкой, резал свежий хлеб, а мы наблюдали за этим с печки, почти не дыша, - вспоминает Анна Антоновна. - Вдруг однажды немец позвал: «Матка, ком!» И показал пальцем на нас: «Унд киндер!»
Мама заплакала, стала просить, чтобы детей не трогали. Но что тут сделаешь? Встала у стола, за нею в ряд по росту - Людвиг, Ваня, я и сестрёнка Галочка. Стоим смирно, как солдатики. Ждём смерти. А немец стал... раздавать нам печенье! Мы с Галей брать боимся, ручки отдёргиваем».
Когда немцы уходили, офицер снова подозвал Марию.
- Айнц, цвай, драй, фир, - пересчитал детей и махнул на оставшиеся консервы и еду, мол, для них.
«Были и среди них люди, - говорит Анна Антоновна. - А среди наших попадались настоящие звери... У нас в деревне была одна семья по фамилии Лапатецкие. Однажды, когда все бежали в лес, они на печи оставили совсем больную 4-летнюю девочку. Но пришли тогда не немцы, а наши: то ли дезертиры, то ли бандиты, то ли полицаи. Они изнасиловали эту девочку, пырнули финкой в животик и ушли. Малышка, ещё живая, попыталась слезть с печки, чтобы добраться до ведра с водой. Но не смогла…»
Партизаны нашли этих подонков, заставили вырыть самим себе могилы и расстреляли на глазах у всей деревни.
Вещий сон
Как освободили деревню, каким был день Победы, Аня не запомнила. Просто наступило время, когда больше не надо было убегать в лес и прятаться.
А в 1946 году мама, забрав детей, уехала с ними по вербовке в Калининградскую область.
«Ехали мы и в товарных вагонах и на открытых платформах, - вспоминает Анна Антоновна. – Шёл дождь, и мама прятала нас с Галей в сундук. Только чурку деревянную вставляла, чтобы приоткрыт был, чтобы воздух поступал.
Наконец, прибыли в Извилино Правдинского района. Можно было занимать любой пустой дом. Хорошие дома сразу заняли семьи, где были мужчины. А таким многодетным вдовам, как моя мама, доставались дома барачного типа без удобств.
Пару дней дали осмотреться, и - в колхоз».
Однажды братья Ани ремонтировали крышу в сарайчике для коровы, а она присматривала за младшей сестрой.
Мама оставила девочкам сушёной черники и наказала на улицу не ходить. Потому что сон ей приснился плохой. Будто лежит она с мужем, между ними Галочка. А муж Антон вдруг оттолкнул её: «Уходи!»...
Но разве усидишь дома, когда на улице такое: едут и едут грузовики с переселенцами. Люди улыбаются, машут.
«Что мы видели в Белоруссии? Только фашистов и военные машины… Мы и вышли, - вспоминает Анна Антоновна. - Стоим, смотрим, я сестру за ручку держу. Машины промчались, а тут кричат: «Аня, Галочку задавило!» Как? Я же держу её за руку! Глянула, а это чужой ребёнок. Перепутала в суете… Так на третий день после своего приезда мы и похоронили нашу Галочку. Первую советскую гражданку на новой советской земле…»
Распределили «по справедливости»
Мама работала конюхом, а потом в свинарнике. Корма для свиней почти никогда не выделяли по норме. Но Мария каждое утро приносила ведро кипятка, распаривала корм и давала своим свинкам тёплую еду. Благодарные, они хорошо прибавляли в весе. А во время опороса дежурила у свиноматок и днём и ночью. И все поросята выживали. (Если не доглядеть, то свинья может пожрать приплод.)
Только никто этих заслуг не вспомнил, когда понадобилось.
Однажды свинаркам выделили 4 пары резиновых сапог. По паре каждой. А получили их только жёны бригадира и какого-то политработника. И, конечно, их мужья.
Увидев их в новых сапогах, Мария, стоя по колено в грязи, от обиды бросила ведро и ушла домой. Тут же написали донос - самовольно оставила работу. Разбираться не стали, оштрафовали.
В тот же день к дому подъехала телега и политработник на пару с бригадиром принялись нагружать её сеном, которое Мария буквально по охапочке заготовила для своей коровы.
«Мама не вытерпела, схватилась за вилы, - вспоминает Анна Антоновна. - Они убрались, но сено отобранное всё равно увезли. Но в колхоз не сдали... А в конце года ещё и сняли с мамы много трудодней».
Плата за заслуги
Много может ещё рассказать Анна Антоновна о своём детстве, об испытаниях, которые довелось пережить в войну, о голодных послевоенных годах и тяжёлом труде.
Как взрослые пахали поля плугами, а убирали хлеб косами да серпами. Как она собирала колоски, как долго потом болели ноги, израненные острой стернёй… Как в 12-13 лет сушила зерно, тоннами перегружая его из машин и обратно.
Помнит она и всю несправедливость того времени. Как арестовали дядю Франека, который мастерил для партизан лыжи и ремонтировал ружья. Дали ему 10 лет лагерей за то, что был в оккупации.
Вернувшись, он рассказывал, как тяжко работал, как жестоко их били, не оставляя ни одного целого ребра, как издевались. Мужчины в лагерях тогда весили по 46 килограммов…
А тётя Янина, которая всю войну была в партизанском отряде, оказалась в итоге на лесозаготовках в Карело-Финской АССР…
Такая она, война...